ЗОЛОТАЯ ЛОШАДЬ

Статья выиграла журналистский конкурс "Мир, покорённый лошадьми..." в 2006 году.

Над нетоптаной травой, Над седыми ковылями Льются золотой волной Кони, как живое пламя. 
Серебром звенит ковыль, Свищет в гривах вольный ветер… Сон, мечта, легенда? Быль! Мало равных им на свете! 

Россия – удивительная страна!

По многим причинам.

Не последняя из них та, что, обладая неисчислимыми богатствами в самых разных сферах – ведь мы богаты весьма обильно: и умами, и душами людей, и недрами земли, и достижениями науки, и произведениями искусства… много чем богаты – Россия, наверно, самая большая транжирка среди всех стран мира.

Мы транжирим с удивительной легкостью!

Нам ничего не жалко!

У нас – всего много.

Российское коневодство – одна из тех областей, в которых мы достигли удивительных успехов, и которую мы с великолепным равнодушием разрушаем на протяжении уже почти ста лет.

Ничо, мы себе ишшо наживем!

Не наживем, к сожалению.

И не потому, что за истекшие сто лет мы оскудели умом или талантом, этого, к счастью, не произошло. Но ведь английский газон нельзя вырастить за одну ночь – сперва надо посадить траву, а потом триста лет ее подстригать. Ничто элитное не возникает в одночасье – будь то английский газон, русская аристократия или донская порода лошадей.

Ибо речь у нас пойдет как раз о донской породе.

Глава первая. Лошади «дикого поля»

Для начала – небольшое путешествие во времени. Речь пойдет о веках, отстоящих от нас даже более, чем на триста лет.

Итак, буквально в некотором царстве, некотором государстве… Почему столь неконкретно? А потому, что на территории, о которой пойдет речь, царства-государства сменяли друг друга с легкостью, приводящей в изумление.

Ну ладно, для любителей конкретики поясним, что речь пойдет о бескрайних южнорусских степях, что протянулись от одной великой реки до другой, от Дона до Волги. В летописях эти места назывались «Диким полем».

Эта земля – лакомый кусочек для любого завоевателя – гудела под копытами конницы скифской, монгольской, хазарской, половецкой… Прошли здесь и гунны, и печенеги. Закрепиться надолго не удалось никому, но след оставили все. Хотя нас сегодня интересуют не археологические памятники, а невидимый глазу след в генотипе лошадей, которых веками разводили здесь, в благодатном для коневодства краю.

Кочевники древности с конем не расставались. И завоевывая новые земли, прежде всего, налаживали именно разведение лошадей, чтобы иметь возможность двигаться все дальше и дальше. Приходили новые завоеватели, и в жилы местных коней вливалась новая кровь. Так возникала новая раса, взявшая неприхотливость и выносливость от лошадей монгольских, пришедших со своими хозяевами с другого конца материка, сухость и легкость – от приведенных половцами лошадей Средней Азии, славившихся еще и резвостью.

Впоследствии эти лошади получили название «ногайских» и заслужили славу лучших не только среди русских ценителей, но и среди западных путешественников. О том, каков был их рейтинг, как сказали бы мы сегодня, среди российских покупателей, красноречивее всего говорит тот факт, что их не считали зазорным ставить в государевы «аргамачьи конюшни» наряду с очень ценившимися в те времена персидскими и «трухменскими» (туркменскими) скакунами. Цена их была ровно в два раза больше цены обычной лошади российского разведения. А влияние ногайской лошади на российскую экономику тех лет курьезным образом проявлялось в том, что летом, во время конских торгов, когда в Москву их пригоняли тысячными табунами, по наблюдению иноземных путешественников, «дукаты дорожали» - настолько активно кони скупались.

Когда лакомые до всего первоклассного иностранцы попробовали, было, сами припасть к источнику ногайского конеразведения и перекупать завидный товар прямо на месте его производства, специальным царским указом ногайцам, которые к тому времени уже были российскими подданными, запретили продавать лошадей кому бы то ни было, кроме царевых конюших.

Экстерьер, то есть внешний вид этой, ныне исчезнувшей лошади, в начале двадцатого века хорошо описал профессор Придорогин, заставший в Крыму прямых потомков некогда столь многочисленного ногайца:

«У ногайской лошади есть нечто общее по экстерьеру с персидской, но видна у нее и примесь татарской лошади. Она менее благородна, с более простой головой, короткой шеей, низкопереда; слишком длинное берцо типично для ногайской лошади. Копыта стаканообразны. Лошадь в общем еще более короткая, чем типично арабская».

Словом, как будто бы ничего особенного. Но, как мы с вами еще не раз убедимся, в иппологии – науке о лошади – довольно часто эффектный внешний вид не заключает достойного содержания, и, наоборот, не слишком впечатляющие на первый взгляд особи являются действительно выдающимися.

Глава вторая. «По Дону гуляет казак молодой…»

Лошадь – часть общей культуры человечества. С этим никто спорить не будет. Практически каждая народность, существовавшая в Старом Свете, имела свою породу лошадей, выражавшую душу народа, его национальный характер. Поэтому, говоря о лошади, нельзя не говорить и о человеке. Донская порода, веками формировавшаяся донским казачеством, стала поистине идеально подходящей для тех целей, которым служила. Что это были за цели и как она им служила – это мы поймем, узнав историю того народа, который ее создал и дал ей свое имя.

Нет, курса этногенеза проходить не будем. Нам, в сущности, не так важно, кем в действительности являлись донские казаки – отдельной народностью тюркского корня или потомками беглых крестьян, обосновавшихся на отдаленных окраинах государства Российского. Для нас интерес представляют, прежде всего, свычаи и обычаи того романтического племени, к которому русские поэты, писатели, художники – а в последнее время и кинематографисты - питали и питают особенную любовь.

Взять хоть Пушкина!

Приготовь же, Дон заветный Для наездников лихих Сок кипучий, искрометный Виноградников твоих! 

Каково сказано! И ведь первое, на что обращает внимание «солнце поэзии русской», это именно лихость донских наездников.

А ведь как раз качества казака как конника и представляют для нас наибольший интерес.

Об этом писали многие военные историки и теоретики кавалерийского дела.

Казачество было явлением настолько своеобразным, что выделялось в отдельные главы при написании, например, учебников для кавалерийских школ. Так, в «Теории верховой езды», составленной Л. В. де Виттом для Николаевского кавалерийского училища (той самой Школы гвардейских подпрапорщиков, которую в свое время окончил М. Ю. Лермонтов), верховая езда казаков описывается отдельно в конце каждого раздела. То, что там говорится, настолько любопытно, что не откажем себе в удовольствии процитировать некоторые пассажи.

Начнем с того, что теоретики военного искусства всех конников разделили на две категории:

«Искусство верховой езды с древнейших времен развивалось у народов двумя различными путями:

а) одним – у народов кочевых (у естественной конницы),

б) другим – у народов оседлых…» (Л. де Витт, «Теория верховой езды», С-Пб, Типография штаба войск гвардии и Петербургского военного округа, 1907 г.)

При этом казаков причисляют к естественной коннице, несмотря на то, что они – народ уж всяко не кочевой. Далее тот же автор пишет:

«…первые…еще с древнейших времен приручили лошадей, с ранних лет ездили на них, сроднились с лошадьми, кочевали, охотились, делали набеги на соседей, воевали и чуть ли не жили на коне. Лошадей они любили, натуру их хорошо понимали, умели с ними обращаться и лошади слушались даже их голоса. Каким образом они этого достигали? Да по всей вероятности, естественным путем, росли с ними и свыклись друг с другом; никто их особенно не обучал верховой езде, а постоянно с детства присматриваясь и подражая старшим и участвуя во всех их конных упражнениях, они со своими лошадьми как бы срослись и составили одно целое – конного воина».

Прекрасное определение, весьма полно характеризующее и скифского, и нумидийского всадника, и нашего героя – казака.

Но все же… Откуда взялось это необыкновенное явление?

Исторические хроники упоминают о казаках уже в 9 веке – именно тогда греческий император Константин Багрянородный называет наше «дикое поле» Казакией. Однако только в 16 веке в летописях впервые появляется термин «донские казаки». В 1554 году они появляются в рядах русского войска, где и остаются почти на четыреста лет.

Жизнь казаков – тогда, наверно, единственных не только в России, но и во всем мире – организована была на демократических началах. Всем распоряжался войсковой круг, состоявший из всех, способных носить оружие. Круг выбирал войскового атамана, двух войсковых есаулов и войскового дьяка, так же было устроено и управление станицами, где станичный круг выбирал себе атамана станичного (Г. Брикс, «История конницы»). Задачей казаков во все времена было не пущать супостата на российскую землю, а в грозную годину войны вместе с регулярными войсками принимать участие в боях и походах. В мирное же время лихой воин превращался во вполне буколического хлебопашца, возделывающего свою ниву не хуже среднерусского крестьянина.

Какой же конь требовался такому универсалу? А тоже универсальный – выносливый, резвый, неприхотливый, способный и под верхом ходить, и в запряжке бегать.

Такой конь имелся.

И пока еще имеется…

Глава третья. «Любуюсь я твоим конем…»

Что же представляет собой прославленная донская лошадь?

«У него маленькая сухая змеиная голова. Уши мелки и подвижны. Грудные мускулы развиты до предела. Ноги тонкие, сильные, бабки безупречны, копыта обточены, как речной голыш. Зад чуть висловат, хвост мочалист. Он – кровный донец. Мало того: он очень высоких кровей, в жилах его ни капли иномеси, и порода видна во всем".

Это художественная литература (а именно «Тихий Дон», книга третья).

А вот что говорит наука иппология.

«Донские лошади отличаются сравнительно массивным телосложением и крепкой конституцией. Голова у них средних размеров, широкая во лбу, шея средней длины, холка умеренной высоты, спина прямая, широкая, поясница ровная, круп округлый, грудная клетка широкая, ребра округлые, ноги… правильных форм.

Масть рыжая или бурая, нередко с очень эффектным золотистым оттенком»

(«Коннозаводство и конный спорт», под ред. проф. Ю. Н. Барминцева, М., «Колос», 1972 год)

Казалось бы, ничего особенного, не так ли? Все среднее, умеренное, ровное, правильное. Ну разве что масть с эффектным оттенком.

Стоит ли копья ломать?

Чтобы понять, так это или не так, взглянем на дончака немного попристальнее.

Современная нам порода начала формироваться еще в 15-16 веках. Тогда, как вы помните, одними из лучших считались ногайские лошади, неисчислимые табуны которых пригоняли на конские торги Московского государства. Тысячами ногайцы попадали и на Дон, став, наряду с более простыми лошадьми степных кочевников, основой для выведения боевого казачьего коня. Тесные связи с Востоком – то дружба, то война – приводили в казачьи курени не только чернооких полонянок (вспомните историю клана Мелеховых), но и статных персидских, в меньших количествах - золотых карабахских, горбоносых туркменских скакунов. Персидских лошадей было больше всего. Восточная кровь дала будущему дончаку сухость, легкость, резвость и золотой отлив шерсти, кровь вечно кочующих степняков – неприхотливость, выносливость и способность к нелегкому табунному бытию.

Так формировалась та порода, которую специалисты называют «стародонскою» и которая знакома нам по скульптурам Лансере, по гравюрам конца 18- начала 19 веков и по описаниям в литературе того времени.

Это была не так чтобы очень высокая, но крепкая и сухая лошадь, часто горбоносая, с энергичным темпераментом и фантастической выносливостью.

Вот как описывается дончак старого типа у князя Урусова, в его «Книге о лошади»:

«Старая донская лошадь имеет характерную горбоносую и сухую голову, тонкую и длинную шею, прямую сильную спину, длинныя ноги, но сухiя. Рост ея около двух вершков, масть различная, но преимущественно бурая и рыжая…» (Кн. С. П. Урусов, «Книга о лошади», С-Пб, 1902)

О двух вершках оговоримся: двухвершковая лошадь означало не то, что она ростом два вершка, то есть около девяти сантиметров, а то, что она ровно на эту величину выше двух аршин, то есть полутора метров без малого (аршин – 74 см). Таким образом, рост в два вершка соответствует примерно нашим 157-158 см.

Уже в самом начале своего существования донские лошади были весьма многочисленны. В 1705 году донские казаки по указу батюшки нашего царя Петра Великого выставили десятитысячное конное войско – посчитайте, сколько могло там быть лошадей, если при каждом всаднике, как правило, был еще и так называемый заводной конь («заводным» называли не механического конька с пружинкой и ключиком, а запасного, которого вели с собой в поводу).

В первом персидском походе в 1722 году казаки выставляют уже 20 тысяч сабель, в 1801 году – 22,5 тысячи всадников на 44 тысячах лошадей.

А в 1812 году в Отечественной войне принимает участие уже 60-тысячное донское казачье войско! Зная об обычае водить с собой заводную лошадку, прикиньте быстренько, сколько всего лошадей могло принимать участие в походе.

Кстати, в этой войне казаки немало крови попортили непобедимому французскому императору, а однажды чуть было не взяли его в плен. Но… увлеклись вражеским обозом (как же – военные трофеи!), что и позволило Бонапартию втихомолку смыться.

В 19 веке начинается новая эпоха в жизни донского коневодства. Оно переходит на новый уровень – уровень коннозаводства. Собственно говоря, огромную роль в этом сыграл знаменитый атаман Платов – свой конный завод он основал еще в 70-тых годах 18 века. Но только выйдя в отставку, екатерининский вельможа, служивший еще трем императорам – Павлу, Александру и Николаю – смог уделить любимому делу по-настоящему много времени и окружить донское коннозаводство особой заботой. Не все он покуривал трубочку на «досадной укушетке», как описано Лесковым в «Левше», именно ему обязаны мы во многом тем, что донские конные заводы стали расти буквально как грибы.

Вслед за Платовым, свои табуны в привольные задонские степи перегнали Иловайские, Кутейников, Калашников, Янов и другие.

Но…

Всегда найдется какое-нибудь «Но».

В драматичной истории дончака это «но» находилось достаточно часто.

В середине 19 века, после проигранной Крымской кампании, кавалерия была сокращена, а значит, сократилось количество ремонта, необходимого армии.

Потом – освобождение крестьян, давшее толчок экономическому развитию России вообще, но всерьез подорвавшее частное помещичье коннозаводство. Тогда разорялись не только донские, но и другие верховые, да и рысачьи конные заводы. Хотя, с другой стороны, именно после этого возникают такие известные впоследствии конные заводы, как принадлежащие выходцам из простых казаков заводы Подкопаевых, Супруновых, Корольковых, Пишвановых. Лошади завода Подкопаева упоминаются, например, в книге графа Игнатьева «Пятьдесят лет в строю».

Фортуна повернулась лицом к дончаку после Русско-турецкой войны. Да-да, той самой, про которую сигареты «Шипка» и фильм «Турецкий гамбит»

Практика показала, что именно задонские лошади лучше всего перенесли жесточайшие условия этой, в общем-то, недлинной войны. Особенно поражала невероятная выносливость и неприхотливость дончака. Тот же князь Урусов – автор культовой для того времени, как мы сказали бы сегодня, «Книги о лошади», пишет:

«Способность донской лошади на длинные пробеги весьма значительна; так, в ноябре 1883 года 4 офицера и 11 казаков прошли в 20-ти градусный мороз по глубокому снегу 1128 верст, из Нижняго Новгорода, через Москву, в Петербург всего в 11 дней. Другой такой пробег был совершен в 1884 году, по приказу генерала Гурко, причем две сотни прошли в два дня более 350 верст, и по прибытiи приняли участiе в атаке, выказав достаточную энергiю и боевую готовность. Слава о выносливости донской лошади сделалась общеизвестной». (Кн. С. П. Урусов, «Книга о лошади», С-Пб, 1902)

В результате резко изменились требования к ремонтной лошади – гвардейские «парадеры» показали свою непригодность в боевой обстановке, и армия российская затребовала крепкого, неприхотливого, резвого донского коня.

Вот тогда-то численность приводимых для ремонта донских лошадей поднялась почти до девяноста процентов от общего числа четвероногих «призывников». Интересный факт – сегодня для многих конников (к счастью, не для всех) идеалом коня стала лошадь зарубежной селекции. А перед Первой мировой войной – наоборот, донская лошадь была признана лучшей именно иностранными коннозаводчиками, и незадолго до 1914 года большие партии дончаков переправлялись через границу для комплектования германской и австрийской армий.

Казачье коневодство стало основным поставщиком боевого коня и для российской регулярной армии. Тогда же в становлении донской породы принимает участие и резвейшая английская чистокровная лошадь. Чистокровные производители улучшают резвость потомства донских маток, и постепенно дончак становится тем конем, которого мы и привыкли воспринимать, как наше национальное достояние.

Глава четвертая. «Оседлаю я горячего коня»

В сущности, национальным достоянием были и сами казаки, с их самобытным укладом, ни на кого не похожим образом жизни, манерой ездить верхом. Что говорить! Даже седло казачье настолько разительно отличалось от принятого в русской кавалерии драгунского седла, что в учебниках описанию его посвящались отдельные главы. И сидели в этом седле казаки не так, как все. Недаром в романе Шолохова «Тихий Дон» (как же его не вспомянуть!) востроглазая Дуняшка Мелехова издевается над непривычной для нее манерой верховой езды пришедших в станицу красных кавалеристов. А все дело в том, что те едут столь обычной для нас строевой, или английской, как тогда говорили, рысью, на каждый темп приподнимаясь в стременах. Этот способ езды верхом привычен и удобен для современного конника, но «естественная кавалерия» ездила иначе.

В «Теории верховой езды» де Витта, которую мы с вами уже цитировали выше, устройству казачьего седла уделено довольно много внимания. Вот что там говорится:

«Седла казачьих войск значительно отличаются от драгунских или английских.

Ленчик (щепа или арчак) весь деревянный, склеенный из нескольких частей различного дерева. Лавки… несколько короче драгунских, луки поставлены более отвесно, чем в последних. В результате этого седло оказывается гораздо глубже драгунского. На ленчик накладывается кожаная подушка, набитая сеном или оленьей шерстью, она придерживается на ленчике чересседельным троком. Прорези для путлищ…. помещены в передней части полок ленчика, но меньше удалены от их середины и помещены ниже, чем в седлах драгунских».

Оговоримся, что драгунским седлом в старину называли то седло, которое мы ныне знаем под именем строевика – оно практически не изменилось, а английским – наше нынешнее спортивное, которое, хоть и имеет сегодня кучу модификаций (вроде конкурного, выездкового, учебного и т. д.), все же в принципе устроено так же, как и сто лет назад, когда де Витт писал свою книгу.

В связи с особенностями устройства седла отличается от принятой в регулярной русской армии и посадка казака. Всадник сидит выше, что, с одной стороны, облегчает управление уклонами корпуса, но с другой – уменьшает контакт с лошадью. Седло короткое, а луки высокие, поэтому ездить строевой рысью неудобно, так что «на рыси для смягчения ударов седалищем в седло всадник сильнее упирается на стременах, при чем, дабы ноги не ушли вперед и корпус не заваливался бы назад, всадник немного подается грудью вперед, сгибает ноги в коленях и при этом седалище немного удаляет от задней луки; вследствие этого удары об седло еще более смягчаются». Проще говоря, упираясь в стремя, наклоните корпус чуть вперед и оторвите попу от седла – нечто напоминающее манежные упражнения по полевой посадке, но на рыси. Так действительно можно противостоять неприятным толчкам, как бы пропуская их под собой. Хотя долго так ехать довольно утомительно, и, возможно, поэтому казаки чаще ездили шагом и галопом (наметом).

Кроме того, казачье седло полностью отвечала принципу – «все свое ношу с собой», впрочем, то же самое можно сказать и о других кавалерийских седлах. Подковы и подковные гвозди, запас овса и сухарей – очень подробно это описано в «Тихом Доне», в сцене, когда Григорий поступает в армию.

Вообще книга лауреата Нобелевской премии тов. Шолохова – настоящая энциклопедия тогдашней жизни в донских станицах, причем, не только казачьей. Вот об этом и поговорим в главе последней.

Глава последняя. «Тихий Дон» как зеркало российского кинематографа»

Вот о Вильяме нашем Шекспире тоже спорят – кто «Гамлета» написал, Шекспир ли наш Вильям, или, может быть, сама английская королева ручку приложила.

А по-нашему, так важно ли, как звали того, кто написал, как говорится, «хоть горшком назови, только в печку не ставь».

Однако насчет Шолохова скажу – читывали мы и «Донские рассказы», и «Поднятую целину», и «Тихий Дон», естественно, не по одному разу.

И сдается мне, граждане, что все это одной рукой написано. А именно, рукой самого нобелевского лауреата. Стиль, господа, язык-с! Его не подделаешь. И, кроме того, видно, как от первой главы к последней растет мастерство автора, как отточенней становятся фразы и богаче метафоры.

Впрочем, я не литературовед и это – не более, чем мое личное мнение. ИМХО, как говорится.

Тем не менее.

Роман по-прежнему очень популярен, и особенно интерес к нему возрос в последнее время, после демонстрации по Первому каналу широко разрекламированной экранизации.

Надо сказать, что экранизация эта – не первая, и даже не вторая. Еще до войны был снят черно-белый фильм, недавно его показал канал «Культура». Я, к сожалению, не смогла посмотреть, но матушка моя, видевшая его еще в юности, утверждала, что он лучше герасимовского. Ей казалось, что Аксинья Быстрицкой слишком интеллигентная. Дело вкуса, как говорится.

Возможно, мое мнение тоже спорно, но мне кажется, что благородная сдержанность Быстрицкой соответствует тому характеру, который написал Шолохов. Помните этот короткий вздох и надломленную бровь (ну, стало быть, так, ежели оно не этак!), когда Григорий, оскорбленный изменой любимой женщины, уходит из Ягодного обратно, в Татарский, к семье и некогда постылой Наталье! Удивителен и Глебов в роли Григория – иным Гришку, пожалуй, и не представить. А как сидит на коне!

Художественные достоинства последней экранизации обсуждать не будем. Впрочем, многие отметили, что вряд ли казачка среди бела дня бегала бы по улице простоволосой, да еще и с распущенными волосами! Казачки себя блюли, ходили, конечно, щеголихами, но даже отчаянная Дарья вряд ли позволила бы себе «такую страму»! Культура была-с.

Оно, конечно, Сергей Бондарчук – признанный мастер батальных сцен, и здесь он тоже не изменил себе – кони скачут, массовка бежит, дымы клубятся.

Но, воля ваша, вряд ли среди казачьих лошадей попадались особи со стриженой гривой, как в начале фильма, когда Гришка едет поить «служивского коня» своего брата! Разве что конь тифом болел, так ведь они им, слава Богу, не болеют!

Реклама, конечно, была мощнейшая, да и снято не на пленке Шосткинского химкомбината «Свема»…

Ну ладно, молчу, молчу.

Многим фильм понравился, и хорошо. Хорошо, что у нас есть возможность смотреть и сравнивать.

Эпилога не будет?

Нынешнее состояние донской породы плачевно. В прошлом году в породе числилось менее полутора сотен маток, способных давать приплод, в этом году, говорят, их поголовье еще сократилось. Причин тому много – и мода на немецких лошадей, и недальновидная политика государства в области коневодства, и экономические трудности, которые переживают конные заводы.

Что с этим делать?

Честно скажу – не знаю. Возможно, если бы президентский полк посадили бы на дончака, это было бы не только логично, но и пошло бы породе на пользу. Возможно, помогла бы государственная программа по поощрению разведения донской лошади. Может быть, какая-нибудь «Красная книга» для редких отечественных пород – ведь «золотых лошадей» уже меньше, чем панд в Китае! Возможно, частники-энтузиасты и просто ценители великой породы, с упорством обреченных пытающиеся ее возродить.

Но не исключено, что через некоторое время гордость отечественного коннозаводства пополнит список утраченных пород

Хотя… Спасли же орловца и текинца!

Так, может быть, эпилога не будет?

Ирина Хиенкина.

При использовании материалов ссылка на автора обязательна.