Таинственный, зачарованный, полный чудес мир наших предков. Мир, который населяли добрые и злые духи — лесные, полевые и домашние, — русалки, водяные, кикиморы... Мир, в котором с истовой православной верой соседствовали дремучие суеверия, истоки которых надо искать во временах задолго до крещения Руси... Мир, в котором верными друзьями и помощниками человека были коровушка-кормилица, кошка-мышеловка, лошадка-работница.
Конечно, в первую очередь, — лошадка, — та основа крестьянского благополучия, без которой дом — не дом и двор — не двор.
Хотя не только с чисто житейской полезностью лошади было связано то особое отношение к коню, которое проявлялось и в установлении особого праздника (Флор и Лавр), только лошадиного, в отличие от дня Св.Георгия и Св.Власия — общих для всякой домашней животины; и в огромном количестве примет, связанных с жизнью и смертью лошади; и даже в том, что во все времена любимой игрушкой барчука ли, кухаркина ли сына была всё-таки лошадка. Возможно, причина этого и в том особом обаянии, которое из всех животных присуще, бесспорно, только лошади; и в древнем, древнейшем, чуть ли не из каменного века идущем культе коня, который мы можем наблюдать практически у всех народов мира, с конём знакомых. Достаточно вспомнить хотя бы греческие мифы, где конь считался символом одного из самых почитаемых богов — Посейдона. А в скандинавской мифологии даже имя Мирового древа — «Иггдразиль» в буквальном переводе означает «Конь Игга» (Игг — одно из прозвищ Одина, верховного бога скандинавов).
И у наших славянских предков —язычников — конь был посвящён верховному божеству Святовиту, в его храме в общеславянском культовом центре в балтийском городе Аркона всегда жил белый конь. Он служил выразителем воли божества, по его походке, по тому, на какую ногу он спотыкался, судили, что сулит будущее. Характерно, что и у славянских народов, и у германцев, финно-угров, балтов конь всегда олицетворял светлого, солнечного бога и призван был не только говорить от его имени, но и охранять его любимое детище — человека — от злых сил. Такое же почитание коня встречаем мы на Руси и в христианскую эпоху.
Конь сопровождал человека всю его жизнь, буквально от рождения до смерти, и во всех сферах жизни можем мы и сегодня найти следы древнего культа.
Начнём с самого главного — крыши над головой. Всем знакомо понятие «конёк», и оно не случайно. Предки наши к задней части конька, украшенного спереди изображением лошадиной головки, прикрепляли еще и мочальный хвост, — так что весь дом превращался в символическое изображение коня: сзади — хвост, спереди — голова, четыре угла — четыре ноги. Под порогом частенько закапывали конский череп, а подкову на дверях до сих пор и в городских квартирах можно увидеть... Даже выбор площадки для нового поселения совершался с участием коня: молодого неезжалого жеребца запрягали в сани и ехали на нём в лес, там, срубив первое подходящее строевое дерево, отправлялись в чистое поле, давая волю коню: где остановится, там и будет новая деревня. И для новой церкви место выбирали таким же языческим способом.
А после кого полагалось хозяевам въезжать в новую избу? Думаете, после кошки? Как бы не так! Кошку, как самое малоценное животное, запирали в доме лишь на первую ночь, на вторую — петуха, на третью — поросёнка, потом — овцу, корову. На шестую ночь в избу вводили коня. И только если конь оставался здоров и весел, можно было селиться в доме и людям (не позавидуешь, правда, хозяйке, которой приходилось убирать после всего этого зоопарка...). Такой обычай еще в начале 20-го века некоторые исследователи наблюдали в Белоруссии.
А в самой избе обязательно был коник — короткая скамья с ларём у печки; он считался священным местом, у него давались клятвы, заключались договоры. У одного конца коника ставили частенько доску с вырезанной на нём лошадиной головой.
Не переоценить роль коня и в свадебных обрядах. В русском средневековье коня давали в качестве выкупа за невесту, красочный свадебный поезд вёз молодых в церковь. Согласно «Домострою», коня следовало привязать у сенника, где молодые проводили первую брачную ночь.
Много примет было связано с поведением коня в быту: ржёт — к добру, топает — к дороге, споткнётся при выезде со двора — к худу, фыркает в пути — к доброй встрече, распрягается дорогой — быть беде.
Верили наши предки и в целебную силу коня — например, при лихорадке считалось полезным протащить больного через хомут, снятый с потной лошади; кликушам к пяткам привязывали лошадиные подковы. Целебной считалась и вода, недопитая лошадью, (неожиданно аукнулись мне эти верования в Туркмении: в бытность нашу в заводе «Комсомол» туда привезли больную женщину, и не к кому-нибудь, а к серому коню. Из объяснений плохо говорившего по-русски джигита мы поняли лишь то, что туркмены считают такого коня обладающим целебной силой, общение с ним может исцелить больного).
Славянские женщины и дети носили обереги в виде фигурок коня. Особенно часто такие фигурки учёные находят в районе современного Смоленска, видимо, там культ лошади был особенно силён. В наших краях, на побережье Балтики любимыми оберегами были изображения водоплавающих птиц — гусей и лебедей, однако, часто и они имели конские головы.
А как оберечь самих коней? Оказывается, и у них есть свои покровители. Мы не будем касаться сейчас святых лошадиных заступников Флора и Лавра, — об этом писали и «Серебряная шпора» и «Кони Петербурга». Но у каждой лошадки, по представлениям русских крестьян, обязательно был свой хранитель - домовой, тот, что оберегал и дом, и хозяина дома, и его домочадцев. Лошадка — любимая скотинка домового, её он холит с особенным усердием. Но может и невзлюбить, например, если масть не понравилась. Во Владимирской губернии как-то мужичок, спрятавшись в яслях, увидал, как домовой подошёл к лошади и давай плевать ей в нос, а лапой выгребает у неё корм и ворчит:
— Купил бы кобылку пегоньку, задок беленькой!
Призадумался мужичок да и поступил, как велено. И опять подглядел, как домовой, обойдя лошадь кругом, похвалил её, стал гладить и заплёл в гриве косу, да начал подгребать ей овёс.
В другой же деревне, Череповецкого уезда, домовой ночью навалился на хозяина, стал его душить да требовать, чтобы вернули домой обмененного в другую деревню Серка, — пришлось и ему потрафить, благо и конь рад был вернуться на родной двор.
Ещё сложнее складывались у коневладельцев отношения с тем домовым, который, в отличие от «доможила», обитал во дворе — домовой-дворовый (в некоторых губерниях России их различали). Это именно он мучает домашних животных, не обижая, впрочем, ни козла, ни собаку. Это он устраивает так, что лошадь «тела не держит», это он путает ей гриву, выщипывает хвост, ночью гоняет до мыла. Он не любит буланых и соловых лошадей, поэтому, если таковая куплена, перед введением её во двор необходимо принять предохранительные меры: расстелить в воротах овечью шубу шерстью вверх и через неё вести коня.
Особенно опасна в этом отношении сретенская ночь (с 15 на 16 февраля). Во многих местностях существовало поверье, что в эту ночь домовой может заездить коня до смерти. Этого можно избежать, если с вечера привязать коню на шею кнут и онучи. Тогда домовой, подумав, что на коне сидит сам хозяин, поостережётся и не посмеет тронуть лошадь.
Впрочем, большинство крестьян стремились угодить домовому. Зная его слабость к лошадям, старались всё-таки угадать любимую им масть (подбирали её под цвет волос хозяина дома или под цвет перьев голубей, водящихся во дворе).
Что касается остальной «придворной нечисти», то она мало интересовалась лошадьми. Пожалуй, только с лешими да с водяными связывали суеверные люди некоторые свычаи и обычаи: первый не может скрыть своей нечистой сущности, как бы он ни прикидывался человеком, если при встрече в лесу посмотреть на него через правое ухо лошади; со вторым был связан очень жестокий обряд утопления лошади весной в реке или в проруби. Считалось, что Водяной просыпается на Никиту-гусепролёта (30 апреля), и если в 3 дня не успеть задобрить его, то он уйдёт, и удачи рыбакам не будет. Впрочем, в некоторых местностях считалось достаточным утопить лошадиный череп. Его же закапывали в основание плотины, дабы обезопасить себя от проказ водяного (Украина).
Многие христианские праздники отмечались особенным участием лошадей в обрядах. Так, в некоторых губерниях России на Духов день устраивались конные состязания. До наших дней дошёл обряд масленичных катаний на лошадях. Ещё в начале нынешнего столетия даже в столичном граде Питере и среди простонародья, и среди аристократов это было любимой забавой на масленицу, для чего из северных «чухонских» губерний (да и из самой Финляндии) на своих малорослых крепеньких лошадках, «финках» и «шведках», съезжались крестьяне, называемые «вейками». Раз в году отправлялись они на этот промысел в блистательный Санкт-Петербург, но дело того стоило, — катались на вейках все, от мала до велика, от простолюдина до особы княжеских кровей. Вообще рассказ о городских обычаях, связанных с лошадьми, о быте и суевериях извозчиков, конюхов, кучеров и прочего «коневого» люда у нас еще впереди.
А пока мне хочется закончить свой рассказ призывом помнить о том, что суеверия — это всё-таки «опиум для народа», и не следует принимать вышенаписанное за руководство к действию. Для людей верующих пусть таковым руководством служит вера, в которой суеверию нет места, для прочих же — обычный здравый смысл.
Ирина Хиенкина
«Кони Петербурга», № 3/1999