Возможно, кое-кто из вас слышал имя маркиза Мышада. В свое время это была очень известная личность. К нашему глубочайшему сожалению, известность маркиза носила среди людей оттенок скандальности. Возможно, благодаря его исключительной образованности и блестящему уму, возможно, благодаря тому, что он содержал крысиный притон. В любом случае, о нем ходит столько легенд, что мы сочли своим долгом попытаться развеять этот туман недомолвок и слухов. В этом предисловии мы хотели бы подготовить нашего читателя к тому, с чем ему предстоит столкнуться на следующей же странице, а именно – с личностью маркиза.
Как известно, маркиз получил начальное образование в стенах католического монастыря, который покинул из-за того, что кот повара придушил его ручную крысу. Это событие оставило незаживающую рану в душе бедного ребенка и служит объяснением многим его странностям. С тех пор маркиз внимательнейшим образом изучал и собирал всю информацию об отношениях грызунов и человека. В результате его изысканий, а также богатого опыта, приобретенного в бытность директором притона, и появилась эта книга. Маркиз посвятил и собственно писал ее для своей любимой крысы, которая была еще во младенчестве спасена им из сточной канавы, выращена в прекрасную особу и скрасила ему последние часы его богатой событиями жизни.
Маркиз – один из немногих представителей рода человеческого, кто обратил свое внимание на такую темную и малоизученную тему, как натуральный мышменшип2. Хотя сегодня многие отрицают его влияние на современных апологетов этой теории, мы не можем не упомянуть имя маркиза в числе тех, кто попытался приоткрыть завесу над тайнами крысиной души.
Памятуя о том, какими глубокими переживаниями была окрашено детство нашего автора, не будем судить его слишком строго. Тем более что все мы здесь люди взрослые, повидавшие много…
Ну, что не видали, сейчас прочитаете.
ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
Мемуары были написаны маркизом в последние его годы жизни в Тауэре на древнемышотском языке. Позже, после его смерти - в чем многие до сих пор сомневаются, - они были переведены его поклонниками на разговорный французский. Но так как в основном его поклонниками были англичане, многие фразы при переводе утеряли свой эзотерический смысл.
Я руководствовался первым тайным изданием Крыкстона и оригинальной рукописью, которые приобрел у одного замшелого коллекционера за... в общем, оплачено было чисто по-мышадовски. К сожалению, часть этого бесценного труда была безвозвратно утеряна - осела в тайных папках инквизиции, была уничтожена цензорами или спрятана самим маркизом. Но даже то, что я смог возродить из заплесневелых листочков, покрытых невразумительными каракулями и странными рисунками с помощью ручнй крысы - ведь без грызунов я бы ничего не понял, - заставляет мое сердце учащенно биться, а руки предательски дрожать от предчувствия того восторга, который охватит вас по прочтении этого гениального сочинения.
Арловский Мышак.
РОМАНЫ МАРКИЗА МЫШАДА В КОНТЕКСТЕ
ЧИТАТЕЛЬСКОЙ КУЛЬТУРЫ XX СТОЛЕТИЯ
Известный философ Апологет Революций, открывший Мышада, выказался о нем как о самом свободном из когда-либо существовавших умов. Это представление о Мышаде было подхвачено мышынистами.
В книгах Мышада мышынистов увлек вселенский бунт, который они сами мечтали учинить; Мышад стал для них символом протеста против ханжеской морали и был привлечен на службу "Мышиной революции". В действительности Маркиз Мышад хотел того, чего не может дать простая перестройка, чего нельзя добиться изменением материальных и относительных условий; он хотел "постоянного восстания духа", интимной революции, революции внутренней. В ту эпоху он хотел того, что сегодняшняя революция уже не считает "невозможным", а полагает как исходный пункт и конечную цель: изменить человека. Изменить его окончательно и бесповоротно, изменить любой ценой, ценой его "человеческой природы" и даже ценой его природы сексуальной и прежде всего ценой того, что в нашем обществе сформировало все отношения между людьми, сделало их неестественными и объединило любовь и целостность в одной катастрофе, в одной бесчеловечности.
Ровно с этих философских и гуманистических (если так можно говорить в отношении Мышей) позиций следует воспринимать все его даже самые смелые пассажи. Например, следующий:
Глава: "Пытки в дополнение" из романа "Сто двадцать дней Содома"
При помощи трубки ей вводят в матку мышь; трубку вынимают, щель зашивают, и животное, будучи не в силах выбраться наружу, пожирает ее внутренности.
Абсолютно уверен, что тем, кто сделал своей основной профессией или своей любимой забавой утонченные издевательства над мышами или варварские крысиные бои, не стоит не только читать, но даже пытаться открыть эту книгу.
Она не откроется.
Тем более ничего полезного вы тут не найдете.
Да как-то и не хочется иметь подобную публику, злую, упертую и агрессивную, которая проявляет худшие свои качества, зверски насилуя крыс и мышей.
Совсем не хочется!
Я бы предпочел остаться наедине с теми немногими, кто понял или честно пытается понять суть взаимоотношений человека и крысы.
Как бы вы ни хотели, но нигде не найдете другую тему, которая была бы так пропитана ложью, как эта.
В смысле тема взаимоотношений человека и его младших братьев.
Даже во второсортных, третьесортных и вообще за пределами качественного анализа религиях есть это вранье. Его больше или меньше, кто насколько проговорился, но все равно это сильно завуалировано и адресовано человеку, который если что может просто перевернуть страницу.
Но меня, честно говоря, люди совсем не интересуют. Я пишу об истории взаимоотношений человека и крысы. Как вы можете догадаться, про человека тут не будет ничего, ибо он меня не интересует. Зато очень много будет о крысе и об отношениях.
Книга будет в основном и целом о крысе - о ее тайных секретах (какие только смог узнать), о ее феноменальном благородстве, сногсшибательной красоте, остром уме, необыкновенном умении дружить, сверхъестественной любви и - о горе! - о ее роковой близости с человеком!
Я считаю себя непререкаемым авторитетом в области отношений с крысами, и говорить об этих чертах ее чудесного характера, потому что уже ухитрился воспитать несколько крысиных личностей.
Заметьте! Не прибегая к обычным среди людей в таких случаях крысоловкам, клеткам, ядам и прочим мерзостям!
Поделюсь своим скромным опытом первых шагов на пути сближения с крысой.
Когда мне приносят новенькую еще молодую и неопытную крысу, очень важно с
первой же минуты общаться с ней правильно. Я начинаю пристально, не мигая глядеть на крысу, и громким внутренним голосом молча произношу:
Харякришны, харявраме,
Эта мышь должна быть с нами!
Я повторяю эту священную мантру до тех пор, пока мой правый глаз не начинает подмигивать. Сначала мышь не понимает этот знак и делает в углу. Я молча скандирую:
Хочудушу этой мыши,
Харявраме, харякришны!
Потом у меня начинает дергаться левый глаз. Зачарованная этим зрелищем, крыса забывает все свои опасения. Так, постепенно, начинается наше сближение. И когда мне удается наконец вынуть из нее душу, крыса вся моя!
Теперь ее можно будет обучить любым суперсложным вещам, в том числе и умению дружить со мной. Эта крыса без всяких проблем будет всегда благоприятно расположена. Она будет делать невероятные вещи: ложиться, когда я сдвину брови, садиться, когда я их раздвину, делать в уголке, когда я присвистну и отдавать честь, когда я подмигну.
При этом право приказывать будет основано отнюдь не на том, что я - это он, а она - это она. Мы - один большой животный мир, состоящий друг с другом в удивительно близком родстве, имеющий общее происхождение. У нас идентичная физиология и метаболизм процессов. Мы потрясающе родственны!
Некоторые на этом основании резко отрицательно относятся к возможности близких отношений между нами и крысами. Спешу уверить сомневающихся - если есть любовь, и эта любовь взаимна - возможно все!
Единственно, у нас - существ из отряда приматов - более заметны, согласно гениальной формулировке Дарвина, предметы низкого биологического происхождения. У крыс они тоже есть, но ее красота, согласитесь, несколько сбивает фокус.
Впрочем, в соответствующей главе я расскажу подробно обо всем этом и о том, что наибольшей глупостью из всех глупостей является попытка строить свои отношения с крысой в позиции сверху.
Глава следующая - самая правдивая и самая страшная
Можно заглянуть практически в любую эпоху - и везде находишь поразительное количество вранья относительно взаимоотношений человека и крысы.
Вранья радостного и упоенного.
От приторных сказочек и бредовых россказней об агрессивности крыс до наставлений: "люби ее как душу, тряси ее как Грушу".
Можно, чтобы не мучаться безуспешными попытками самостоятельно отделить правду от лжи, заглянуть поближе. Например, на палубу корабля во время выборов Великого Крысоеда.
Тут вы увидите железную бочку, заполненную мелкими белыми косточками, и на них - большую, перемазанную кровью крысу с горящими нечеловеческой злобой глазами. Чтобы выжить, она была вынуждена съесть всех своих сородичей, засунутых вместе с ней на дно этой кошмарной бочки. И это людоедство - нормально. Оно приветствуется всеми членами экипажа, от капитана до последнего юнги.
С великими почестями крысу выпускают из бочки, и она бежит со всех лап - бежит в свою норку в трюме. Но черное дело сделано - она никогда уже не станет прежней, веселой, нежной и игривой. Она превращена в Крысоеда!
И наутро, когда, выспавшись в своей кроватке, она проснется и захочет есть, она примется искать - да, вы правильно догадались! - не сыр или сухари, но крыс! Таких же в сущности как она, хвостатых корабельных обитателей. И не для того, чтобы обсудить, как бы выпросить у повара завтрак. А для того чтобы подкрасться к своему родичу сзади, крепко обнять его своими сильными лапками и вонзить свои острые зубы ему в горло!
И выпить его кровь и сожрать его мясо!
Страшно? Мне тоже. Особенно из-за того, что ЭТО с крысой совершили люди.
Глава следующая - о китайцах
Чтобы немного успокоиться от виденной нами ужасной сцены, перенесемся теперь в Древний Китай, где мышь была одним из почитаемых мифологических животных - с нее начинался древенкитайский головой цикл.
Очень далекий от любых страстей, но невзирая ни на что, основатель гениальной религиозно-философской системы, именуемой Крысоразмом, Сюнь Хуэй, присмотревшись к отношениям человека и крысы - еще в IV веке до нашей эры, в эпоху глухой древнекитайщины, - писал, что громкая музыка для крысы - сущее мучение.
Будучи первым крысозматиком, то есть постигателем феноменально прочных и исключительно тонких связей меж живыми существами, Сюнь Хуэй сострадал крысе и пытался отгадать главный секрет: можно ли человеку быть вместе с крысой, рядом с крысой, на крысе - не против ее воли, а по ее согласию.
Он первый понял, что это в принципе возможно.
Но Сюнь Хуэй был по профессии матерый философище и большой шалун, он был очень занят созданием новой религии и не имел возможности искать разгадку тайны подлинных отношений человека и крысы. Хотя, вполне вероятно, что слухи о его занятости - очередная человеческая ложь, и он все-таки находил время попытаться разгадать тайну на практике - к сожалению, история не донесла до нас подробностей его шалостей.
Нам только известно, что древний мудрец хмелел от красоты крыс и мышей, от их биологического благородства - и проклинал "мастеров-крысятников" своего времени, повинных в муках и гибели множества крыс. В своем "Внешнем ВодоРазделе" он уже тогда обозначил проблему, за что, собственно, ему низкий поклон.
В конце концов Сюнь Хуэй, будучи таким же древнекитайцем, как и окружавшие его люди, умер, последний раз озорно глянув на изображение крысы.
Черная, покрытая лаковыми миниатюрами, крышка легла на его гроб, который запихнули в тесную пыльную могилу всхлипывающие древние китайцы, которым посчастливилось живьем слушать Сюнь Хуэя, который уже тогда, хотя был очень занят, много говорил о крысе, которая уже тогда привлекала пристальное внимание вышеупомянутых древних китайцев.
А древнекитайские мастера-крысятники со своими извращенческими способами пользоваться крысами дожили до наших дней и долго еще будут пакостничать и изгаляться над ними.
Секрет их долгой жизни пока никем не постигнут. Но известно, что насчет Сюнь Хуэя они нагло лгут.
Себе. Вам. Нам.
Дунь. Плюнь. Чай.
Вот.
Глава следующая - о тушканчиках
Кроме крыс и мышей, в природе существует множество других грызунов. Некоторые знатоки разделяют их на семейства, виды и подвиды. Но например, жители Древней Спарты, известные своей низкой культурой и убогим языком, считали, что никаких видов и тем более подвидов грызунов нет, а есть множество мышиных помесей. Кто с кем в таком случае занимался кровосмешением, древние спартанцы не уточняли.
Но к этой теме и к своим предположениям по этому поводу я еще вернусь в другом, более подходящем, месте.
Сейчас же мне хотелось бы познакомить вас с замечательным другом человека - тушканчиком. Этот грызун прекрасен видом и изящен, как и все его родственники, но благодаря своим замечательно длинным задним конечностям стал жертвой людской алчности.
Ибо вместо того, чтобы любоваться этими совершенными созданиями, их используют в азартных играх.
Попробуйте представить себе тушканий конкур.
Тушканий конкур - это когда люди в пиджачках специального покроя с длинными хлыстами и колотя от боли и ужаса тушканчиков, заставляют их перескакивать разные палочки.
Выглядит это очень серьезно и напряженно - в основном из-за боли и ужаса, рисующихся на лицах участников.
Тренькает колокол (обычно это ворованная рында с того самого корабля), судейская коллегия возбужденно мнется, орет матюгальник, визжат зрители, которых собирается очень много, - ведь палочки подняты достаточно высоко, и есть надежда, что кто-нибудь из участников повиснет на палочке, или хотя бы порвет штаны… или тушканчик просто перепрыгнет и выиграет много денег.
Мужчины с приятно округлыми ягодицами в возбуждающе обтягивающих штанишках и с многообещающе длинными хлыстами, - заставив обезумевши от боли тушканчика перепрыгнуть все палочки, бегут к людям с фотоаппаратами, где упоенно начинают позировать.
Они охотно дают интервью, где обязательно упирают на свой близкий контакт с тушканчиком, да и еще обязательно ляпнут о любви тушканчика к перепрыгиванию палочек.
А теперь представьте, что неким волшебным мановением у всех исчезли штанишки. Инструмент, который жестко контролировал тушканчика - больше не функционирует. Тушканчик свободен.
И тут выясняется, что никакого контакта нет и никогда не было, что тушканчики способны перепрыгнуть не только через стоячие палочки.
Мужички в обтягивающих рейтузиках, визжащие дамы в одних галстуках, роняя хлысты - все летят к чертовой матери, спасаясь от обезумевших от радости внезапной свободы тушканчиков.
Тушканчики начинают прыгать через все, что стоит, лежит или движется. Невзирая на пол и возраст.
Все.
Как только исчезают штаны - эта убогая забава прекращает свое существование. Нет штанов - нет соревнований, побед, фотографий в золотой рамочке и статей в газете "Жизнь".
По опустевшему полю хромает сторож, собирая обороненные хлысты и потерянные палочки, чтобы использовать их по назначению.
Тушканий конкур закончился.
Глава следующая - о крыске Лариске
Конечно, за тридцать веков истории была масса причин, мешавших человеку понять крысу и установить с ней естественные и нежные отношения, при которых послушание крыс, готовность дружить и служить оставались бы постоянными, и было бы полностью исключено болевое воздействие, которое всегда провоцирует войну и взаимную ненависть.
Но одна из этих причин очевидна - это близорукое христианское мировоззрение.
Представьте себе картину.
Осень 1535 года. Где-то на еще лесистых просторах Европы.
Вполне европейский город. Главная площадь с недостроенным кафедральным
собором, новенькой ратушей и сгоревшим после очередного пьяного дебоша королевским дворцом на ближайшем холме.
Шесть епископов и благочестивое рыцарство, все, кто уцелел после дебоша, длинной процессией, с пением и крестами, - сопровождают повозку с сидящей в ней полуоглохшей от колокольного звона крысой. Повозка, трясясь по булыжной мостовой, медленно ползет к лобному месту, где еще нет памятника основателю города, но есть кучка валежника и городского мусора, приготовленного для сожжения.
До неискушенного зрителя не сразу, но доходит… неужели?
Да.
Крысу собираются сжечь на костре.
Лариска - дьявольски (не побоюсь этого слова) талантливая крыса, была уличена
в прямой связи с нечистым. Подтверждением связи были сверхъестественные, по мнению епископского трибунала, способности крысы.
Что она умела, чего не умела, - история умалчивает.
Я предполагаю, это были банальные игра на лютне, насвистывание простых мелодий, способность делать в горшок, считать до десяти и писать хвостом иероглифы, - все то, чему сегодня можно за неделю обучить любую крысу.
Разумеется, тогдашних церковников это напугало. Такие возможности крысиного организма сочли аномалией. Такое чудо необходимо было уничтожить. Тем более что Лариска, похоже, оказалась порядочной девушкой и ни с кем, кроме нечистого, связываться не желала.
Тогда тех, кто отказывался тесно сотрудничать с церковью, обычно сжигали. Эти дикие для нас обряды объяснялись заботой о душе, которую необходимо было любым путем доставить поближе к Богу, подальше от его врага. И, раз уж тело вело себя так плохо, что не могло душе этого обеспечить, церковь брала на себя все издержки.
Ваш покорный слуга берет на себя смелость предположить, что обряд сжигания католичесакя церковь цинично переняла у уничтоженных ею катаров3, и стала использовать его по поводу и без повода, очищая всех подряд от ненужных импровизаций по пути к Богу. Причем случай с Лариской был далеко не единичным. Прошерстив хроники, можно назвать не менее 100 подобных прецедентов. И это только с крысами.
Что означает, что в Средние века имели место успешные отношения с грызунами.
У одних.
А у других имела место специфическая форма шизофрении, выражавшаяся в неуемном желании пихать в огонь все что ни попадя - палку, камень, хвост соседа…
И это до сих пор даже не пытаются лечить!
Но возвращаемся к нашей истории. После ареста и допроса крыса была подвергнута обычному обряду изгнания дьявола.
Нечистого внутри крысы искали долго и старательно. Пихали горящие угли во все отверстия, резали кожу и прижигали все выступающие части тела.
(У меня есть множество практических рекомендаций по применению огня для оживления отношений с грызунами. Но ни одна из них и в подметки не годится тому, что делали и продолжают делать в некоторых отсталых поселениях чудаки, подобные католикам шестнадцатого века).
Похоже, что искали - не нашли, потому что в конце концов потащили на костер.
Под вой толпы, пение, звон, в общем, под дикий шум крысу затолкали наверх мусорной кучи - и запалили.
Испуганная крыса кричала так пронзительно, что несколько рыцарей решили заколоть ее, чтобы избавиться от мучений.
Возможно, они близко знали страдалицу – хроники об этом умалчивают. На ребят напустили стражу, и началась обычная для Средних веков общегородская потасовка, в которой изувечили и забили насмерть человек пятьдесят.
Костер же оказался слабоват. Возможно, его удалось слегка затоптать упавшими во время драки горожанами.
Крыса не сгорела сразу, а еще целый день агонизировала в остывающих углях. Пострадавшие в давешней потасовке зрители не решились попытаться вторично добить бедняжку.
Что говорит о крайнем жестокосердии средневековых горожан.
А также о том, что уже тогда крысы использовали увлажняющие кремы и масла для придания шерстке блеска и шелковистости.
Здесь дело не только в средневековой христианской шизофрении. Церковь, признавшая допустимость использования парфюмерии крысами, мгновенно разрушила бы этим признанием саму себя. Поэтому она всегда упорно, отворачиваясь от фактов, стояла и стоит на своем. По ее вине не менее десяти веков (хулители Кеплера утверждают, что гораздо меньше)4 европейской цивилизации были, если можно так выразиться, прожжены. Колоссальное количество времени, вполне пригодного для скрупулезного исследования всех закоулков крысиной души, для серьезных попыток понять, в чем же суть взаимоотношений крысы и человека, — было потрачено впустую. И в свете надвигающегося Апокалипсиса (если верить Нострадамусу, он должен был наступить уже вчера) у нас почти не осталось времени для поисков ответа на этот извечный вопрос – можно ли с крысой?
Так что если не успеем – это будет из-за кучки христиан.
Глава следующая – о глазах
Несмотря на свою отрицательную оценку роли католической церкви в развитии отношений человека и крысы, оценку, истекающую из собственного горького опыта, не могу не заметить, что и другие религии не отличались какими-либо достижениями в этой области.
Что-то слабенькое и вялое теплилось в даосизме, в дзен-буддизме, абсолютно не влияя на принявшие эти доктрины народы. Местные мудрецы были неубедительны. Простые китайцы, как и итальянцы, считали, что лучшее средство общения с крысой – киркой (башмаком, лопатой) по голове. Китайская безжалостность ничем не отличалась от безжалостности итальянской. Про гениальные прозрения Сюнь Хуэя тогда успешно забыли.
Впрочем, во время частых тогда пожаров легонько вспыхивали светлые имена и мысли в старых дзенских рукописях.
Например, в материалах, датированных XII веком, можно найти историю об отшельнике Юй Фэе.
История не особенно оригинальная – поначалу. Очередной отряд бандитов с севера напал на один из даосских монастырей. Монастырь был, разумеется, сожжен дотла, все мало-мальски дееспособные его обитатели – умерщвлены. Старика же настоятеля и не менее старую крысу – его подругу – всего-навсего ослепили.
Для разнообразия.
Оставаться на пепелище было глупо. Юй Фэй посадил крысу себе на плечи и отправился в путь. Кстати, это означает, что древнекитайские крысы были гораздо крупнее нынешних, так что их нельзя было даже спрятать за пазуху, как принято сегодня.
На десятый день скитаний путь нашим героям преградила богиня в серебряной маске — Гуань5. Ее послали боги, дав ей с собой омытые и исцеленные на небесах глаза даосского монаха, наказав вернуть их Юй Фэю. Но Гуань, известная своей ревностью, решила припомнить монаху, как он в молодости предпочел ей какую-то крысу, и сказала: «Одному из вас я могу вернуть возможность видеть мир. Выбирай кому?»
Юй Фэй не раздумывая ответил богине по-спартански кратко: «Моей крысе. Я уже насмотрелся».
И Гуань отдала крысе исцеленные глаза, до краев наполненные великой мудростью и великой добротой.
И крыса, существо, известное своим феноменальным обонянием, тончайшим слухом и - благодаря Гуань – теперь еще и острым зрением, вывела отшельника – куда-то поближе к еде.
Эта история никакого влияния на ход мировой истории не оказала.
А напрасно!
Ведь возможно, это самая что ни на есть правда, и средневековые китайцы умели пересаживать органы от человека крысе.
Я пару раз смотрел в крысиные глаза, и совершенно уверен – сказка ложь, да в ней намек! И рядом с нами живут потомки той самой крысы с человеческими глазами! И заглянув в эти большие прекрасные глаза, вы найдете в них вековую мудрость и доброту…
Глава самая маленькая – о людях
Вообще-то, конфликту человека и грызуна уже много-много тысяч лет.
Представлять участников конфликта с человеческой стороны особого смысла нет.
Всех не перечислишь.
Их очень много, они чертовски похожи. Так похожи, что я их постоянно путаю.
То ли это осклабившийся над свежезарезанной водосвинкой6 иссиня-черный негр, то ли толстозадая девочка в бабушкином чепчике и с деревянным башмаком в руке, отчаянно гоняющаяся по всему дому за мышью, то ли идиот-лаборант в очках и прыщах – сам дьявол не разберет.
Старые извращенцы, проковыривавшие усталым крысам дырки и бросавшие их помирать в канавах.
Юные натуралисты, эти малолетние садисты в коротких штанишках, запихивающие хомячков в банки из-под клубничного варенья и каждое утро с любопытством проверяющие – сдох или еще нет?
Обветренные харечки антисанитарного вида котов с помоек, высасывающие из грязных, больных, скелетированных городских крыс последние капли жизни.
И, конечно же, наши старые друзья-моряки, имеющие в запасе не один десяток леденящих душу историй, в которых так или иначе фигурирует хвостатые обитатели их кораблей.
Против всей этой гигантской толпы — лишь несколько молчаливых фигур.
В первую очередь – ваш покорный слуга, уже немолодой, но со светлой улыбкой на израненном временем лице7. Парочка вышеупомянутых китайских мудрецов, пяток моих юных приятелей, на практике применяющие мои теории...
Ну, и все грызуны мира.
Всех эпох и континентов.
Живые и мертвые.
Никак не сосчитаю, кого больше…
Ах да!
Я же обещал ничего не писать о людях.
Так что, если вычесть людей, – крысы – в подавляющем большинстве.
Глава следующая – о женщинах
Возможно, истоки современного негуманного отношения к мышам следует искать в глубочайшей древности. В том времени, когда соседями людей были саблезубые тигры, а сожителями - гигантские мыши. На стенах пещер мы можем обнаружить изображения древнейшей сцены из жизни человека – мужчины с копьями в руках гонятся за мышами. Если предположить, что древние люди были примерно нашего роста, то мышь должна бы была быть не меньше полуметра в холке! Но даже если сделать поправку на то, что наши предки были гораздо мельче нас, все равно по сравнению с теми, которых мы имеем в наше время, древние мыши были несравненно крупнее.
Крупнее даже древнекитайских.
Общеизвестно, что человек никогда не употреблял мышей в пищу и не использовал их шкур. В таком случае, зачем он преследует мышь, размахивая фаллическим символом?
Что он от нее хочет?
Ответ напрашивается сам собой.
Отсюда я и вывожу то странное с точки зрения современных мужчин поведение женщин. С чего бы это визжать и вскакивать на табуретку при виде безобидной мышки? Но это не женская трусость или дурь – это древнейший инстинкт, пронесенный сквозь тысячелетия. Этим пронзительным звуком, который раздражающе действует на нежный слуховой аппарат грызунов, человеческая самка пыталась изгнать соперницу.
И, как всегда, женщине удалось добиться своего.
Потакая ревнивой супруге, слабовольный древний мужчина изгнал мышь из своего сердца и со своего ложа.
С помощью копья.
Это было первым проявлением жестокости по отношению к мыши.
С тех пор прошло несколько тысячелетий.
Человек подрос, обзавелся одеждой, домом и множеством приспособлений для облегчения жизни. Он приручил нескольких животных и произвел от них таких прекрасных существ, как собака, лошадь и корова. Он содержит в своем доме также куриц, уток, свиней, коз и овец – не буду перечислять всех членов этой веселой компании, которые платят кто чем может за жизнь в тепле и сытости. (Заметьте, все слова, обозначающие домашних животных – женского рода.) Даже кошка имеет в доме человека свой коврик у камина и блюдце молока.
А где же мышь, эта давняя любовь?
Та самая, ради которой человек стал выращивать пшеницу, рожь и ячмень? Та, ради которой он бросил свою жизнь кочевника и стал добропорядочным крестьянином? Та, кому мы обязаны всей нашей эволющией?
Она измельчала, посерела и стала почти незаметна в толпе окружающих человека животных. Она осмеливается появиться только в сумерках, торопливо пробежать под столом, ухватить обороненную корку и скрыться в щели в полу. Конечно, кладовые и амбары все еще в ее распоряжении, но что это по сравнению с утраченным положением!
Мышь забыта и заброшена.
И мало того, она превращена в объект научных экспериментов и спортивных упражнений.
Кто виноват?
Надеюсь, вы мыслите в нужном направлении.
Женщина.
Надеюсь также, что теперь вы не будете столь безоглядно отвергать все мои советы по поводу того, как надо обращаться с женщиной.
Но об этом – в другом месте.
Глава следующая – за что именно Дудочник утопил крыс
Впрочем, я совсем позабыл о главном действующем лице нашего маленького крысиного мирка – знаменитом Дудочнике.
Интригане, гениальном музыканте и большом шалуне, который никогда не имел сношений с крысами, но всячески поддерживал эту идею.
Он жил в то тяжелое для всей Европы время, когда города распухали от толп голодных и оборванных крестьян, не знавших, куда девать свою кипучую энергию, и пускавшихся от безделья во все тяжкие. Они ринулись в города, ища там развлечений, легких денег и необычных зрелищ. И там их ждало множество невообразимых, будоражащих воображение приключений – разбойничьи ватаги по дорогам, воровские притоны, насквозь больные проститутки, грязь и зараза. И крысы.
Крысы издревле выступали как санитары человеческого рода, и с возникновением городского образа жизни все силы свои тратили на поддержание хотя бы видимости порядка в стаде, именующим себя человечеством. Крысы пытались лечить язвы общества своими, весьма эффективными методами, за которые люди отчего-то ополчились против них.
Дудочник прослышал, что крысы орудуют в городе Копенгагене, и поспешил полюбоваться на плоды их трудов. Увиденное его восхитило. Все старые и ослабленные люди быстро умерщвлялись. Молодежь имела возможность прилежно трудиться днем и развлекаться во всю по ночам. Самые же нежные и благоуханные цветы – дети – были отобраны крысами для обучения. В дальнейшем они должны были стать верными помощниками крысам в их борьбе за светлое будущее человечества.
Но все благие крысиные намерения истолковывались темными людьми в извращенной форме. Они кричали, что крысы разносят чуму, похищают детей, а их родителей съедают в подвалах живьем.
Дудочник быстро убедился, что это – полнейшая чушь. Чуму разносят вороны. Мужчин и женщин специально выбирают, платят им хорошие деньги, отводят в подвалы и там предаются развлечениям, пока те не умирают. Но их смерть приносит столько удовольствия! А дети предусмотрительно удалены от отупляющего воздействия семьи.
Дудочник хотел уже присоединиться к крысам, но его насторожило то, что он часто видел их в церкви. Вот как! - подумал Дудочник. Так они в конце концов совсем раскаются и станут праведными христианами! Это недопустимо!
И он устроил для крыс праздник. По всему городу были развешаны плакаты, обещающие крысам бесплатный вход на концерт. Крысы сбежались на главную площадь в таком количестве, что места для людей уже не хватило. Грызуны были очарованы гениальной игрой Дудочника и невольно пустились в пляс. И не заметили, как танцуя зашли в воду и утонули. Дудочник же упивался своей верной дудочкой, стоя в лодке и наблюдая их агонию.
Говорят, что похищенных и обученных крысами детей он забрал в свой замок и провел с ними сто двадцать дней в непрерывных удовольствиях…
О Дудочнике в Копенгагене не забыли до сих пор. На том месте, откуда отплыла лодка со Святым Дудочником, увлекавшим за собой в реку тысячи крыс, поставили часовню.
И сторожил ее от обкуренных хиппи господин Алистер Свист8. Знаменитый создатель волшебных приключений Хуллифаля9.
Как помните, во время одного из своих крестовых походов юный и еще невинный Хуллифаль попадает в замок Веселого Дудочника.
В замок, где правят Крысы.
Крысы совершенны. Благородны, честны, мудры.
Не будучи мастером «Отмышоль», не работая ежедневно с крысами, Свист, тем не менее, абсолютно понимал характер крысы и мог визуально отличить ее от других существ.
В рабстве у Крыс находятся Дети. Лживые, агрессивные и похотливые твари. В них очень легко узнаются человеческие отпрыски. Причем Дети ненавидят Крыс и живут мыслью отомстить им. За умерших от наслаждения родителей…
Разумеется, добрые Крысы терпят рядом с собой маленьких дьяволов, и только уступая горячим просьбам Хуллифаля, они решаются покончить с этими мерзкими созданиями. Где-то в подвале замка, среди гениальных устройств по усмирению людей, Хуллифаль лишается и своей невинности, и своих наивных воззрений на детей в частности и человеческую природу вообще. Заодно под руководством Крыс достигнув наивысшей точки наслаждения.
Вообще, считается, что Свист оскорбил этой великой книгой все человечество. Перемена ролей крысы и человека - классный литературный прием, великий способ лишний раз унизить не слишком милое его сердцу человечество. Но здесь не только прием. Здесь нестерпимая боль, происхождение которой — в искренней любви к крысе, в глубоком чувствовании крысы. И в несомненном знании моей философии.
Легко представляю себе Свиста. Он прекрасно смотрится в галерее портретов моих последователей.
Полуразрушенная (увы!) часовня на окраине Копенгагена.
Рассвет.
Какой-то старикан возится у засиженного голубями алтаря.
Парик здорово набекрень.
На вялых щеках - рубиновые пятна от подушки, нос - вечно-синего цвета от пьянок.
Он бормочет ругательства, пытаясь стряхнуть с пальцев горячий воск, а свежезатушенные свечи, стоящие по углам пентаграммы, чертят в разноцветном сумраке часовни чертовски сложные загогулины дыма, напоминающие каббалистические знаки.
«Эти идиоты, я имею в виду читателей, совсем извелись! Они ужасно хотят доказать, что то, что написано в странствиях Хуллифаля — плоды больного воображения. Они ищут развалины замка Дудочника, ищут подвалы с пыточными машинами. Ищут и не находят... и из этого делают вывод, что замка Дудочника никогда и не было. И что меня пора посадить в сумасшедший дом…»
Где-то в письмах Свист сознается, что очень страдает от того, что не имеет достойного собеседника. Конечно. Я же уже умер. Мы зачем-то разминулись с ним во времени лет на пятьдесят. Но нашу беседу легко представить.
- О, какая честь! Мсье Мышад! Рад вас видеть! Как поживаете, дорогой маркиз? Что-то давненько вы нас не баловали своим появлением!
Его стародатская, крючконосо-вислощечная физиономия озаряется великим и победоносным озорством.
- Есть неоспоримое доказательство того, что все, написанное мною, правда. Есть! Оно здесь, в песочнице. Идемте!
По пути из часовни во двор он продолжает ерничать, задираться и кокетничать. Я явно его возбуждаю. В песочнице сидит его главное доказательство. Живой ребенок. У ребенка есть особо любимые игрушки: соска, огурец и намыленная веревка.
Обычно он занят тем, что подолгу смотрит телевизор, потом с удовольствием гадит, размазывает то, чем нагадил, нюхает это, чешется, визжит и ждет, когда ему принесут игрушки.
Он принимает их с благоговением, так теряется от переполняющего его мутного счастья, что снова гадит.
Это символическое, знаковое, потрясающее зрелище. Человек, эта тварь, всегда волнуется перед этим.
Он одевает на шею петлю, засовывает в рот соску, хватает огурец и начинает изображать Хуллифаля.
Он рычит, машет огурцом, естественно не зная, что с ним делать. Наконец он догадывается и тычет огурцом в песок. Огурец в песок не входит.
На него забавно смотреть.
Надоев заниматься этим, он начинает изо всех сил бить огурцом по земле. Огурец разлетается в кашу. Это только удесятеряет его азарт. Ребенок, мыча от идиотского восторга, продолжает бить по земле кулачками.
Он избивает. Мысленно. Он фантазирует, как крыса мучается в агонии.
Он шалеет, представляя под собой, в своей полной власти парализованную удивлением крысу - это пронзительное воплощение красоты, доброты и благородства.
Если бы он знал, что означают его игрушки!
У Свиста даже его висячие стародатские щечки — и то как-то всосались, хотя, вероятно, видел он эту сцену не один раз.
- Видите? Скажите мне, а где родился тот идиот, который сказал, что дети — цветы жизни?
Я пожимаю призрачными плечами. Он заранее знает ответ, но все равно печалится:
- Бедные крысы...
Все так и есть. Сладкие сказочки об отношениях человека и крыс, мышей и остальных грызунов — это именно сказочки. И не случайно ребенок предстает пред нами с веревкой на шее и с соской во рту. Хотя в нем на уровне инстинкта и заложено все, он так и не может своим убогим умишком додуматься, что же надо со всем этим делать.
Глава предыдущая – о боли и полетах над Африкой
История боли и палок, алкоголя и гашиша, дыбы и прочих элементов истязания не может быть рассмотрена и понята вне очень драматической истории человечества.
Сама по себе эта самая история многим не очень понятна и ужасно скучна. Особенно скучают при ее пересказе школьные мыши. В тоске, выслушивая в сотый раз байку о победах Александра Македонского, они начинают грызть старые учебники. Если их застают за этим – наказание следует немедленно. И никто не поинтересуется – с чего бы мышь, этот гурман животного мира, взялась за дурно пахнущий, засаленный край пыльного учебника древней истории. У недоростков, со свистом и улюлюканьем гонящих мышку по школьному коридору, вообще давно уже не возникало в головах никаких мыслей. Кроме одной – догнать и затискать до смерти.
Смерть и боль – два слова, которые возникают сразу, как только мы начинаем говорить о жизни грызунов с человеком. На самом деле не важно, из чего делали мышеловки и насколько затачивали зубцы крысоловных капканов, какие именно части тела чаще всего зажимались этой железной дрянью (хотя лично мне это очень интересно!), а какую роль эти устройства играли в извращении отношений человека и крысы.
Ужасы, которые я описываю здесь со свойственной мне скрупулезностью и фанатизмом – истинная правда.
Скульпторы, живописцы и поэты могут сколь угодно художественно врать об отношениях человека и крысы, созидать некую романтическую иллюзию, но стоит встать в определенную позу и дать помощнику в руки палку — и все становится понятно.
Понятно, каковы эти отношения были на самом деле, чего хотел человек, чего не хотела крыса, что называют сегодня поэзией и какие на самом деле мастера эти скульпторы.
Я хочу, чтобы вам это стало так же ясно, как это стало ясно мне, когда я начал испытывать бессчетное количество приспособлений всех эпох.
Для того я и пишу эту главу, так как именно она - боль - всегда была, есть и будет самым принципиальным и определяющим фактором в странных взаимоотношениях крысы и человека. Она стала непременным атрибутом взаимоотношений, волшебным ключом в деле обладания крысой.
Вообще, все везде было очень похоже.
В Скифии и в Ассирии, в Датском королевстве и в Египте, и в темных пещерах, и при красноватом огне домашних каминов, и под желтыми полуслепыми керосинками в конторах — на протяжении почти трех тысяч лет — происходило и происходит примерно одно и то же действие. Крысой пытаются овладеть всеми доступными методами.
В ход идут деревянные башмаки, лопаты, ухваты, палки всяческих размеров, прочая домашняя утварь…
Но многие люди ханжески пытаются перевалить это дело на плечи неодушевленных предметов, устраивая крысоловки и прочие ловушки. Это и уже известные нам бочки моряков, и специально изготовленные по такому случаю небольшие клетки с падающей дверцей, и угрожающего вида капканы, и множество других, не менее омерзительных штук, которых человек напридумывал тысячами. В археологических раскопках они встречаются так же часто, как глиняные черепки. Это говорит о том, что во все века человек был просто маниакально увлечен идеей овладеть крысой.
Причем он совершенно не понимал глубинных причин своей увлеченности грызунами. И свою тягу к обладанию доводил до абсурдного желания.
Хотя я-то его понимаю. На то я и Мастер…
Продолжим откуда-нибудь с середины.
Архаику и древность мы уже пролистали.
Возьмем некую высшую точку, момент, когда поимка мыши превратилась в очень сложное искусство, доступное очень немногим, но восхищающее весь мир.
Россия, XL век.
В то время, как Анри Третий10 предавался со своими любовниками театральным постановкам и свальному блуду, а оруженосец Черного Принца11 пытался соскрести краску с доспехов хозяина, в России канонизировали изобретателей мышеловок.
Это – Александр Гриневский, широко известный в узком кругу переболевших тифом, царь Соломон, которому и не то еще приписывают, Джузи Калиостро, карточный шулер, граф Антуан де Сент-Экзюпери, впоследствии прославившийся своими полетами над Африкой, Франсуа Рабле, пьяница и враль, и Алеша Попович, полумифический герой множества похабных народных анекдотов. Это все только законные, канонизированные отцы. Про всякую историческую мелкоту, которая в берестяных грамотах того времени намекает на свое отцовство, я не говорю. Их еще штук тридцать, и все они, как говорится, сунули пальчик, но канонизированы не были.
Все эти отцы мышеловки были известными в своих странах интриганами, распутниками и драчунами с мрачными, насквозь прожженными биографиями и физиономиями. Удивительно, но кроме много и шумно квасившего Франсуа Рабле и тихо спившегося Поповича, - все они были людьми почти непьющими. Шарм, развязность и дурная репутация открывали им двери всех опиумных домов и задирали любые юбки.
Эти мэтры, продававшие свои мышеловки во всех столицах Европы, стоили дороже всяких там летописцев. Летописи тогда кропали уже все кому не лень. Ценнее было умение заставить крысу войти в ловушку и потом суметь достать ее оттуда, не повредив себе ни пальца, ни чего-нибудь еще. Потому что крысы, наученные многовековым горьким опытом, ожидали от людей только гадостей, и научились отстаивать свою невинность и честь.
Их товар и их талант были сказочно востребованы.
Просто надо представить себе, до какой степени ценилось тогда умение управляться с крысами и мышами, как обожествлялось умение найти с ними хоть какой-нибудь язык.
Мышей ловили тогда все, но очень плохо и к концу XL века стали это понимать.
Готическая эпоха оставила огромные подвалы, из-за стрельчатых арок казавшиеся еще выше, где поймать мышь было делом почти невозможным, громоздкие кованые капканы, тенденцию к жутким избиениям крыс, в основном на религиозной почве, а главное – не оставила ни малейшего представления о том, что надо делать с крысой после поимки. Все воспоминания о древнейших ритуалах после средневековых межусобойчиков окончательно выветрились из головы современников Анри Третьего.
Здесь и далее я рассматриваю лишь некую высшую касту грызунов, которым посчастливилось родиться в подвале домов канонизированных отцов «Отмышоль».
Остальные же грызуны имели примерно одинаковую судьбу. Их травили ядами ревнивые жены, гоняли визжащие дети, да и сами отцы семейства частенько запускали в них каким-нибудь тяжелым предметом. Судьба и жизнь крыс и мышей многие века была тяжела и безрадостна на всех просторах, освоенных человеком.
После мрачной эпохи Средневековья, когда мышей и крыс ловили с помощью специально нанятых для этого котов, и исключительно во время частых осад с единственной целью – употребить в пищу, - появление мышеловок стало своего рода культурной революцией.
А затем появились мастера «Отмышоль», которые добили старые представления о пользе крыс и мышей и предъявили миру образцы невообразимых по совершенству, принципиально новых отношений с крысами.
А когда стало понятно, что общение с крысой – это искусство, магия и религия одновременно, то от желающих целовать края плащей богов, каковыми представлялись неискушенной публике отцы «Отмышоль» – не стало отбою. Все жители в основном столиц бросились учиться, учиться и учиться.
Все мэтры-отмышольщики начинали с абсолютного нуля.
С единственной пеленки без кружев.
С единственного куска засохшего сыра, заботливо запрятанного в ближайшее отверстие.
С драки в борделе, позорного столба и хорошей порки.
А к закату жизни практически каждый из них получал право хамить сторожам своей тюрьмы или, на худой конец, позубоскалить с палачом по дороге к виселице.
Все мэтры «Отмышоль» напоминали пауков в банке – они делили Европу, борясь за право продавать мышеловки какому-нибудь королевскому двору.
Известно, что и Соломон, и Сент-Экзюпери были реальными поклонниками Алеши Поповича, но оба всячески открещивались от своего увлечения при всяком удобном случае. Все отмышольщики терпеть друг друга не могли и при встрече зажимали носы, заявляя, что от соперника нестерпимо воняет сыром. К тому же они обожали сплетничать и выяснять, кто является чьим учеником и в какой именно позе.
Мне точно известно, что как только кто-нибудь из мэтром подыхал, остальные забивались каждый в свой угол и тайно пили за свое здоровье.
Они не были ни кланом, ни цехом, ни тайной сектой – у них была жесткая конкуренция за право распространять тот или иной вид мышеловок и учить тому или иному виду отношений с крысами.
Цапались мэтры между собой страшно.
Как только Рабле встречал в полутемных коридорах Эскориала12 какого-нибудь графа Калиостро, тут же начинались взаимные придирки и публичное выяснение отношений. Все-таки им удалось поделить Европу. Кому-то, правда, достался полутемный Лувр13, кому-то – роскошный (до пожара) Фредериксборг14, а кому-то и уютный дворец в Коломенском15.
Лучше всех распорядился своим талантом Антуан де Сент-Экзюпери. Наделенный одним-единственным даром – парить над землей в изобретенной им самим манере, он становится летчиком, послом Земли на небесах, моднейшим писателем, обладателем славного имени и многих международных литературных премий своего времени.
Кроме Сент-Экзюпери да царя Соломона, титулы и родословная прочих мэтров были весьма сомнительны, но это никого не волновало.
Как ни странно, среди отмышольщиков было множество действительно талантливых писателей. Царь Соломон блеснул всемирно известной поэмой. Франсуа Рабле тоже не подкачал, и его роман вызвал бурную реакцию католического духовенства. Да почти все понаписали прелюбопытнейшие сочинения, в которых методики личных отношений переплетены с очень своеобразной философией понимания места крысы в мире людей.
Труд царя Соломона с изложением его взгляда на мышь и на ее воспитание был удостоен благословления отцов церкви. Я не шучу – откройте Библию!
Антуан де Сент-Экзюпери написал бестселлер, скромно назвав его «Планета мышей».
Франсуа Рабле создал другой абсолютный хит века – «Похождения Пантагрюэля в римских клоаках16». Помимо очень толково изложенной практической части обе эти книги, неоднократно переизданные, блестяще написаны.
Правда, Рабле в своем труде очень злобно комментирует основной труд «Отмышоль» – «Песнь песней», с которой по сути все и начиналось, которая была первой попыткой систематизировать приемы школы. Рабле, меланхоличный толстячок, при одном упоминании о своем учителе и его книге начинал мастерски плеваться ядом: «Он оставил нам Трактат, ставший столь притягательным исключительно благодаря тому, что был опубликован вместе с обоими Заветами и посланиями апостолов». Соломон же, в свою очередь, не мог простить Рабле, что его книгу оформлял знаменитый художник и гравировщик Густав Доре, чьи рисунки доскональнейшим образом иллюстрировали роскошную жизнь того времени.
Теперь о самом неприятном.
Все эти «учителя», практически без исключений, пользовались обычными, жуткими с виду мышеловками, и каждый напридумывал еще своего, авторского, в этом вопросе.
До сего дня мы классифицируем свои отношения по именам мэтров «Отмышоль».
Мы говорим: вот это канон Рабле, а вот канон Соломона, а вот так выглядит канон Калиостро.
Методы воспитания были в основном силовыми и зачастую – просто омерзительными. Стремление овладеть мышью любой ценой, то есть поднять и согнуть ее так, чтобы уши и хвост не мешались, приводило к использованию идиотских методов.
К тому же времени относится изобретение ширы - острозубчатого приспособления, который заставлял грызуна оставаться на месте и создавал постоянный болевой фон в районе воздействия.
Позорных запредельных страниц в истории «Отмышоль» было предостаточно. Но помимо позора и глупости – было маниакальное стремление вперед, к свету, к абсолютной сбалансированности, к атлетизму крысы, а у части отцов – к ее мягкости и доверию.
Сбалансированность – это то единственное, что позволяет пользовать крысу без ее уничтожения. Сбалансированность искусственная, то есть через различные приспособления, - всего лишь отодвигает момент разрушения, чуть отдаляет страшнейшие болезни ног, шеи и простаты.
Но по тем временам и это было немало.
Осуждая отмышольщиков за их дикие методы, надо всегда помнить, через что именно им приходилось пройти спустя как минимум штаны при полном непонимании примитивных верховых функций мыши.
Для своего времени они, конечно, были великими.
Такие мастера рождаются очень редко, гораздо реже, чем пророки. Почему история сконцентрировала их в таком маленьком временном отрезке – загадка. Но в результате этой концентрации родилась «Отмышоль».
Итак.
Провонявшие куриным пометом оборванные мэтры слонялись в Европе по дворам, давали, писали, задирали герцогиням юбки, делали их мужьям рога и «делали» их мышей, сами впрочем не ведая, что творят, пока несколько человек с разных концов не опровергли тезис о том, что мышь может, только имея во рту.
Что произошло в XL - ХХL веках, если излагать коротко.
Мэтры «Отмышоль» внесли в до ужаса примитивные традиционные дворянские отношения изобретательные фигуры, то есть некие экзерсисы17 , которые мышь проделывала только в руках мастера и под ним.
Довносились.
Уже к середине ХХL века таких фигур насчитывалось не менее ста семи.
На самом деле – тогда ничего нового изобрести уже не могли.
Все уже было изобретено до них.
Все элементы «Отмышоль» – это естественные движения возбужденной мыши.
Человек лишь добивается, чтобы мышь демонстрировала их в нужное время, в нужном месте и перед нужными людьми, и при этом не нуждалась в услугах тапера и дополнительном освещении.
Вообще-то данное утверждение еще никто не оспаривал, но если кто осмелится, я его с удовольствием пошлю по самым популярным координатам.
Там можно будет найти множество графиков и таблиц, а также описание всех движений, которые у нас маскируют под благозвучным названием «Каму-с-утра». Там же все позы подробно вырезаны на настенных барельефах.
Но добавлю еще немного дегтя в излитую мной бочку навоза.
Все фигуры «Отмышоль» имеют чисто символическое происхождение и предназначение.
Они предназначались для публичного просмотра. Пока мышь сидела в мышеловке, она могла двигаться лишь условно, сложные движения были просто нереальны.
А с появлением огнестрельного оружия все эти приспособления и вовсе стали никчемны. Если у тебя в руках пистолет, сверху ты или снизу – все равно дырка в голове твоей мыши обеспечена.
К тому же, все эти движения требуют определенной среды. В природе мыши тщательно выбирают день недели и место. Как вы понимаете, в Лувре , скопище сквозняков, коридоров и порока, удобное положение найти сложновато. То же можно сказать и о прочих сараях, выспренно называемых их хозяевами дворцами.
В жизни же от мыши требуется не особенное изящество движений, а способность выживать в нечеловечески тяжелых условиях, с многочисленными ранами, болячками да еще с идиотом-человеком сверху. Который обычно никаких элементов «Отмышоль» не знал и в глаза их никогда не видел.
К тому же многие правители были принципиально против внедрения принципов «Отмышоль» в ряды своих придворных, офицеров и вообще в народные массы. Фридрих Прусский просто страстно ненавидел любые приемы «Отмышоль». А хорошим пользователем может быть только тот, кто не только в совершенстве овладел всеми приемами школы, но и демонстрировал их без перерыва десять лет.
Но это так, к слову.
Как мэтры заставляли своих учеников проделывать фигуры «Отмышоль» в таких нечеловеческих условиях, их главный секрет.
У каждого он был свой.
И ни один не выдал его в своих книгах.
Мы можем только искать их между строк, что и делают до сих пор немногочисленные последователи и воздыхатели «Отмышоль».
Делают напрасно.
Ведь есть мои гениальные сочинения.
Глава еще одна – о боли
Мышью управляет боль.
Болью мышь останавливают, болью поворачивают, болью поднимают и направляют.
Вся история отношений человека и мыши – история боли.
Все началось с маленького приспособления, вроде скользящей петли на конце длинной веревки, которую, желая управлять мышью, накидывали ей на шею.
Кто придумал эту глупость первым – история умалчивает.
Правда, сохранились многочисленные наскальные изображения в Лабиринте под Будайским холмом18. Впрочем, это свидетельствует лишь о том, что предшественники венгров, беспредельно дикие гунны до умопомрачения любили рисовать, а не о том, что они были первыми и с энтузиазмом практиковали этот способ.
Благодаря древнедунайскому изображению, процесс общения с мышью легко представить. Загнанной (в результате долгой погони по степям) мыши накидывали на шею веревку и резким движением затягивали петлю. Мышь, хрипя, падала на землю, билась, пытаясь освободиться… на ее лапы накидывались еще веревки, и так человек мог грубо, но управлять мышью, сидя на ней.
Способ абсолютно неэффективный.
Мало того, что в большей части случаев он вел к преждевременному удушению мыши. Наоборот, слишком слабое натяжение веревок могло привести к повреждению человеческих частей тела и ценных органов. Умельцев класть мышь быстро и правильно было ничтожно мало – приходилось наваливаться вдесятером. Сама процедура получалась муторной и непростой.
Тогда человек стал искать у мыши более прочное, но столь же нежное и чуткое место.
Он нашел это место.
Этим местом оказался рот.
Но овладение мышью таким способом потребовало несколько тысяч лет и множества хитроумных приспособлений.
Принцип всегда оставался одним и тем же, но степень жестокости варьировалась.
Мода на такие отношения держалась какое-то время до нашей эры.
Все закончилось с появлением христиан. Зазвучали голоса против использования мышиного рта из-за невозможности достижения необходимого эффекта без разрушения передних зубов грызуна, что было неэстетично.
Ото рта человек перешел к мышиному телу.
И вот тут мастера «Отмышоли» поизгалялись от души.
Приспособления канона Соломона – хватающие за душу проникновенные звуки стихов. Воздействовали ошеломляюще, особенно на крыс.
Приспособление канона Рабле – более приземленное, состояло из тяжелых колодок и плети. Впрочем, эффект не менее потрясающий, чем от канона Соломона. Я уж не говорю про грубость и мощь основной цепи, которая обвивалась вокруг тела жертвы…
Приспособления канона Калиостро – более изощренные, снабжены и острой иголочкой для выгибания спины, и дополнительными цепочками для удержания лапок, и еще тяжелой гирькой для хвоста.
Затейники вроде Грина да Поповича со свойственной русским математической извращенностью изобретали особые приспособления, доводящие воздействие до абсолютного предела.
Впечатленный мощью и жестокостью приспособлений, прекрасно понимая механизм их действия, Калиостро ввел обряд посвящения для своих учеников, и особенно для учениц. Для этого у него имелся специальный комплект, который и применялся во всем своем великолепии на неофите. После этого посвященный никогда не отказывался от использования этих приспособлений при общении с мэтром.
Злые языки того времени объясняли поразительную, ставшую притчей во языцах активность Калиостро тем, что он сам когда-то прошел через подобный обряд, и с тех пор объяснять свои воззрения мог только на практике.
Итак, сочетание вроде бы бесчеловечных по своей жестокости приспособлений с правильной посадкой и верной психологической основой позволили отцам-основателям заложить основы естественных отношений человека и мыши, которые до сих пор практикуются их последователями.
Такая точка зрения является канонической.
Поэтому я считаю ее полной чушью.
Во-первых, ловить мышь в мышеловки начали давным-давно, когда еще никакого Лувра и в планах не было. И тогда мышь пользовали не менее жестоко, чем при дворе Анри Третьего. Даже покруче, судя по результатом раскопок, где не обнаружили ни одного скелета мыши.
Правда, никакого особого эффекта на человеческий быт это не имело. Спартанцы все так же воровали соседских парнишек и развлекались с ними в так называемых стадиях. Древние закавказцы тоже особо не стеснялись, используя вместо мышей овец. Судя по мифам, все так же повсеместно распространенными было изнасилование дочерей, сожительство с сестрами и убийство родителей.
И больше ничего.
Ничего, кроме обычного, пресного секса с супругой и иногда с любовником. Позже все это было героизировано, поэтизировано, кое-что сильно завуалировано, де еще монахи-летописцы добавили своих фантазий.
Но кое-где с мышью еще общались.
Основной тактикой была поимка, грубая и мучительная для мыши, которая часто была принуждена сидеть в грязной тесной ловушке много часов до тех пор, пока ее не обнаружат. После с ней обращались еще более жестоким образом, вызывая удовлетворение утоплением жертвы, разрубанием на части или скармливанием живьем собакам.
Очевидцы описывали эти ужасы с непонятным одобрением.
Просвещение в Европе ничего нового в отношения человека и мыши не добавило, все стало только еще более изощренным и в более массовых масштабах.
Повсеместно стали применяться новейшие яды. Не только против надоевших супругов или соперниц – но и против крыс и мышей. Крысы оказывались во все времена необыкновенно сообразительными и легко раскусывали низкие замыслы человека – но и они тысячами гибли в капканах и ловушках. Это я уже красочно описывал во вступительных главах.
Все наработки же «Отмышоль» – были благополучно забыты и забиты революционными массами, как и бедные мыши.
Булыжник становится самым распространенным орудием пролетариата.
Отношения с грызунами становятся по-мещански примитивными и заземленными.
В моду входят тараканьи бега.
Вместо колодок и цепей используют теперь в основном мышеловки. На долгие годы мышеловка становится единственной разновидностью пытки для мыши.
Ни Экзюпери, ни Калиостро не позволили бы себе держать мышь в мышеловке более пяти минут зараз.
Оба понимали, что за напряжения возникают во всей мускульной системе. Они всегда помнили, что мышь можно лишь пощипывать.
Новоявленные адепты революционного отношения к мышам вернулись, по сути, к древним языческим обычаям вроде удушения веревкой или утопления в сортире.
Глава очередная - о мышеловках
Мышеловки делятся, грубо говоря, на две части – зажимного и ударного действия. Зажимные зажимают с боков, ударные ударяют или протыкают сверху. Особняком стоят ловушки камерного типа, оставляющие мышь наиболее целой, но более жестокие вследствие своего сильного психологического эффекта.
Почти весь древний мир использовал ловушки ударного действия. Первой мышеловкой был камень, подвешенный сверху над приманкой. Можно только догадываться, что чувствовала мышь, когда ей на голову падал этот камень.
С приходом железного века повсеместно распространились ловушки зажимные – капканы разных размеров и с разной величины и остроты зубьями. Наносимые им ранения были порой поистине ужасающими.
И неизвестно, кто является более жестоким.
Любой капкан обеспечивает прямое болевое воздействие на тело мыши. Острые зубья раздирают кожу и мышцы, напрямую воздействуя на нервные окончания. Мышь парализована болью и перестает соображать.
Любая мышеловка обеспечивает прямое болевое воздействие туда же, правда, без прямого повреждения поверхностных тканей. Но потрясение от удара рамкой по спине или голове отзывается болью всю оставшуюся жизнь, делая мышь более управляемой – но и более прибитой.
Впрочем, современным мастерам именно это и нужно.
Правда, никакого результата это не дает.
Хотя мучительство стало нормой жизни.
Но результат – нулевой.
Значит, все-таки не в мышеловке тело.
Камнями мышей по голове били еще пещерные люди. У меня есть образец такого камня, и по эффективности он будет пожестче, чем наша мышеловка. Сравнивать с капканом, конечно, трудновато. Готический капкан – это совсем уж патологический вариант. После применения этих полуметровых изогнутых спиц с мышью вообще было не о чем разговаривать – оставалось тихо отнести на обочину ближайшей дороги и закопать поглубже. Это говорит только о том, что мышь в Средевековье была мышью на одну ночь, а никак не подругой жизни.
По сравнению с этим приспособлением современные мышеловки выглядят куда более человечными. Образец деликатности и мягкости.
Получается, секрет «Отмышоль» не в железе и не в жестокости.
Но свободная крыса на века становится синонимом угрозы. Существует живописнейшее очень мощное русское слово, обозначающее неудержимое желание надругаться над кем-нибудь, кто попадется под руку, например откусить что-нибудь ценное.
Про таких говорят – окрысился.
Во всех странах свободная крыса представляется опасной и ни к чему кроме буйства не способной.
Мышеловки и крысоловки, и прочие капканы и ловушки используются до сих пор. Просто поменялся их дизайн – стали использовать современные изоляционные материалы, утеплители и художественное литье, а также гальванопластику и специальные пищевые добавки.
Попыток услышать пожелания самих крыс – никто, разумеется, не предпринимал.
Вернемся снова к началу, то есть к отцам – отмышольщикам. Они выдвинули шокировавшую их современников идею о мягкости и дружелюбии как об основном ключе к отношениям.
И они пытались вбить эти идеи в головы своих учеников, каждый своим, до крайности оригинальным методом.
Сент-Экзюпери брал уличенных в неоправданной жестокости с собой в полет и сбрасывал над пустыней без парашюта и воды. Выжившие всю оставшуюся жизнь рисовали барашков и выпалывали баобабы.
Калиостро погружал учеников в состояние гипнотического транса и выделывал с ними всякие пакости, чтобы они осознали, что чувствует крыса в капкане.
Франсуа Рабле, человек истинно передовых взглядов, впрямую писал о мягкости как основном методе и рассуждал о предпочтении гусенка перед батистовым платком.
Это был малюсенький, робкий шажок вперед.
Но никто из отцов и не мог бы совершить гигантского шага к использованию туалетной бумаги – это было немыслимо, это противоречило тогдашним воззрениям на письменность.
Наконец, это было просто невероятно и фантастично и не было бы понято их веком.
Глупо сейчас винить отцов в том, что они остались при своих фиговых листочках.
Да, они остались при всем этом.
Но ни в Дионе19 , ни в любом другом городе Европы туалетную бумагу еще не начали производить.
Но некий мощный драйв, чистый звук и высокое качество описывания дали именно они, и никто больше.
Это по сегодняшним меркам - малость, нам теперь и качественное воспроизводство подавай, - но с малости все и начинается.
Годы работы с самыми разными грызунами делали свое дело, ведь «отцы» умели читать по глазам и постепенно понимали, что все не так просто.
Они были талантливые люди и умели не только наблюдать, но и делать выводы.
И меняться в соответствии с этими выводами.
«Отцы-основатели» «Отмышоль» желали не просто пользовать крыс и мышей, но делать это художественно, медленно и печально, чтобы Густав Доре или какой-нибудь другой гениальный живописец успевал фиксировать все моменты этого чудесного таинства. Годами, черточка за черточкой, вырисовывались эти портреты.
Они старались сделать линии помягче, чтобы передать атмосферу работы с мышью.
Калиостро учился испытывать мышиную боль. Его ученикам это частенько удавалось.
Сент-Экзюпери ввел в обиход специальные очки, которые плотно прилегали к лицу и теперь используются всеми летчиками. Сам Экзюпери надевал на мышь черные очки, которые полностью лишали ее возможности видеть все, что происходит в комнате.
Он хотел предельной концентрации мыши. Он пытался ввергнуть ее в медитативное состояние, чтобы она могла полностью сосредоточиться на его голосе и своих ощущениях. Это было не очень умно, но все чувства мыши действительно обострялись. Что говорит кое о чем.
Эта тайная история сокровенных отношений человека и мыши до сих пор не изучена.
Но есть надежда, что скоро она завоюет народные массы, и все скопом бросятся завязывать крысам глаза, бросать мучителей с самолета и учить мышь отбивать хвостом чечетку.
Хотя есть соблазн продолжать зажимать мышь мышеловкой.
Глава следующая. О пении и чуме.
В животном мире есть лидер, который ест всех, кто придется ему по вкусу, и имеет всех, кого сможет, а тех, кого не сможет – просто мучает до умопомрачения.
Иными словами, есть существо, которое так развилось, что насилует весь мир и мышей в том числе.
Спорить с этим глупо.
Я бы сказал, это реальность.
Но существует маленькая загвоздка – упиваясь насилием, это существо зачем-то придумало себе оправдательный миф, что оно было послано неким высшим разумом на Землю как раз для того, чтобы быть царем над всеми тварями, заодно неудержимо плодясь и размножаясь.
И попробуй докажи, что это не так.
Сразу суют носом в Библию.
Понятно, что это полученное от кого-то сверху право придумано человеком от острого комплекса неполноценности, который мучает его все его биологическое время существования. Для него непристижно быть потомком каких-то местных самок, с которыми спарились ангелы.
Но почему непристижно? Мы ведь только «человекоподобные»!
Остается еще половинка от ангелов. Это почему-то всеми верующими, завязшими в своих обезьяньих комплексах, опускается.
Некая лазейка, заметьте, оставлена.
И мы можем легко воспользоваться ей и объявить себя ангелоподобными. И это в нашей власти – отринуть темную материнскую половину и перейти в другую категорию.
Тогда никаких глупых мифов будет не нужно. Никаких оправданий и индульгенций. Никаких благодарственных (неизвестно за что) молитв перед едой и сопливой благотворительности.
И насилие над всем миром станет совершенно естественным, присущим нам от рождения деянием.
К сожалению, нашей ангелоподобности мышь не замечает. Мы для нее прежде всего – большие и страшные.
И тупые.
Надо отдавать себе отчет, что вся эта возня с установкой мышеловок и разбрасыванием ядовитого семени – не более чем развлечения, забавы. Никто вас не заставляет совать палец в мышиную норку, поэтому душераздирающие рассказы о расцарапанных руках, ядовитых укусах и страшных отравлениях крысиным ядом – никого не взволнуют.
Есть мышьяк или не есть – в конце концов, ваша личная проблема. Не надо путать бедную крысу, принужденную из голода есть отравленную пищу, и богатенького наследника, жрущего в три горла все, что подадут.
Будем называть вещи своими именами.
Отравления родственников – это забава для наследников ради адреналинчика и небольшого наследства. Отравления крыс – это забава людей, лишенных дара чувствовать боль и убежденных, что крыса обязана съесть приманку просто потому что обязана. Поскольку крыса частенько отказывается – эта публика использует крысоловки для причинения крысе сильной боли в спине. Боль эта настолько сильна, особенно при перебитом позвоночнике, что крыса умирает от болевого шока.
Иногда стандартных средств оказывается недостаточно. Тогда в ход идут побои обычные, побои изощренные, многостаночное бичевание, дробление пальцев молотком, испанские сапоги, битье палками по пяткам, дыба, железная дева, опускание в кипящее масло, пытка водой, пытка старыми носками и прочая пакость.
Делается это и для того, чтобы сломать всякое сопротивление мыши, и для того, чтобы откорректировать ее движения и фигуру, подогнав их под свой собственный стандарт.
Вся эта пакость есть непременный, обыденнейший атрибут взаимоотношений человека и водится в любом замке или дворце.
При этом при наличии таланта ничего этого вам не понадобится.
Но остальным знать об этом необязательно. Им узнать об этом будет обидно и неприятно.
Как вы думаете, отчего всех трясет от одного звука моего имени?
Я для них – омерзительное, оскорбительное зрелище. Они видят, как человек спокойно берет в руки крысу и целует ее в носик. А затем эта дикая, абсолютно свободная крыса залезает ему за пазуху и там начинает совершать всякие фигуры, которые только позволительны в ее возрасте.
Выглядит это очень волнительно, и публика обычно приходит в невероятное возбуждение, когда крыса направляется к моему гульфику20 …
С трудом вспоминаю мою первую крысу. С трудом – потому что это было давно, но до сих пор отзывается острой болью, особенно в анусе.
Я был еще ребенком, когда это произошло. Когда крыса разделила мое заключение и скрасила тусклые дни моего существования в монастыре.
Теперь я понимаю, что сблизился с обыкновенной серой крысой. Но тогда, при моем полнейшем одиночестве и детской впечатлительности, она показалась мне образцом очарования и элегантности.
У нее были черные глаза, которые так и светились умом и добротой. Серая густая шерстка, за которой она тщательно ухаживала и укладывала буквально волосок к волоску. Длинный, покрытый ровными рядами чешуек хвост, каждое движение которого было исполнено глубокого философского смысла. А розовый носик! А ослепительно-белые зубки! А длинные, загнутые ноготки! Даже сейчас, по прошествии многих лет, мне достаточно закрыть глаза, чтобы вызвать перед мысленным взором эту сладостную картину…
Но жизнь оказалась к нам жестока.
Наш повар однажды заметил ее, когда она несла мне кусок хлеба под мышкой, и вне себя от возбуждения, метнул в ее сторону здоровенную чугунную сковороду. Была разбита вдребезги дубовая лавка, превращены в груду черепков две дюжины горшков с оливковым маслом – но и моей крысе перепало. Оглушенная, она упала на землю и на несколько роковых минут потеряла сознание. Кухонный кот, появившись словно из-под земли, закончил черное дело своего хозяина.
Через некоторое время я был пойман с поличным, то есть возле кухни с куском сыра. Меня схватили и отвели на кладбище за монастырем. Я отчаянно вырывался, но мужчины крепко держали меня за руки, одновременно зажимая рот и стаскивая штаны. Я ничего не мог поделать – они оказались сильнее. Мне пришлось испытать нечеловеческую боль, лицезрея, как тело моей крысы закапывают в землю в двух шагах от изгаляющихся надо мною взрослых.
С тех пор прошло много лет. Я познал главные секреты «Отмышоль», испытал множество приспособлений, прошел через множество тайных посвящений, подружился со множеством крыс и мышей… но тот день никогда не изгладится из моей памяти.
Очень нескоро, но я понял, что именно доставило моим мучителям такое нечеловеческое удовольствие.
Отчего мое отношение к ним нисколько не изменилось.
Конечно, смотреть на то, как они это делают, новичку обычно невыносимо. Его начинает тошнить прямо на новый ковер.
Многие предлагают такого человека убить сразу.
Я их не понимаю.
Мне такого человека хочется убивать долго.
И ладно бы – мне одному. Но сегодня в мире уже известно достаточно людей, которые хотят и делают примерно то же, что и я. И это не извращенцы – это нормальные (судя по отсутствию справки) мастера с широкой практикой и богатой клиентурой, показывающие тем, кто желает это увидеть, образцы совершенно других отношений человека и грызуна.
И их грызуны – Хома, Лариска, Шушундра, - действительно счастливы и находятся в абсолютной, поразительной так сказать дружбе с человеком.
Эти примеры позволяют сделать вывод: наличие в доме любого болевого приспособления, будь то простая железная спица прямого действия, крюк или целокованая кровать с наручниками, есть признак полной неспособности.
По идее, если у тебя нет способности без любых ремешков и железок объяснить своему партнеру, что ты от него хочешь – тебе нечего делать наедине с ним, лучше займитесь чем-нибудь другим.
Я понимаю, что многим очень хочется заниматься именно этим, а не чем-нибудь другим.
И они этим упорно занимаются.
Но вот какая история – если у вас нет голоса, но очень хочется петь?
Что произойдет, если вы запоете?
Да ничего страшного.
Поорете несколько минут и на кульминации сорвете голос, и соседи смогут оставшуюся ночь спать спокойно.
А если есть деньги, сможете сорвать голос в Ла Скала21. Не волнуйтесь, там люди бывалые, несколько минут потерпят.
В ближайшее время петь вы уже не сможете.
Но если у вас нет потенции, то вы все равно сможете, если используете многократно проверенный набор болевых приспособлений.
А если есть еще абсолютная жестокость, неколебимая уверенность в своем праве причинять боль другому и способность ходить босиком по битому стеклу – то сочетание приспособлений, уверенности и жестокости дает, как известно, большие результаты.
Мотивацию людей, которые грезят оргазмом и неумолимо, последовательно и страстно пытают, калечат крыс ради удовольствия – вполне можно понять.
Использование ими пыточных спецсредств основано на полном самозабвении. Торжествует и направляет все их действия известный психоз жажды обладания. Здесь большую роль играет возможность самоутверждения. Можно быть старым уродливым пнем – и числиться страстным мужчиной, позировать для журналов и делать карьеру. Но за все это надо платить чужими жизнями и чужой болью.
И они платят. Хотя они знают последствия своих забав, до сих пор это их не смущало.
Живая крыса превращается в способ получения удовольствия. Мертвая крыса превращается в колбасу.
Однако весь пыточный инструмент болевого воздействия применяют не только те, для кого эти инструменты предназначаются.
Мотивация этой, другой категории мучителей для меня абсолютная загадка.
99% населения знают, что никакого удовольствия они не получат, и никак не потешат свое самолюбие, но все равно продолжают тупо гонять и забивать грызунов. И черт побери, с какой важностью они цепляют сыр на крюк мышеловки! С каким апломбом обсуждают наисовременнейшие ловушки! Сколько смешного и ужасного в их рассуждениях… больше всего они любят изображать процесс поимки в лицах.
Очень смешно бывает слушать дамочек любого пола, которые, закопав очередную жертву, ноют, изображая жалость к бедной мышке. Зверствуют они примерно так же, как чокнувшиеся на избиении плеткой, но как правило, не так регулярно и менее последовательно, да и в самой жестокости они не так квалифицированны.
Но самое главное – они упорно не желают признавать, что мышка имеет право на их еду и их кров.
Давайте попробуем разъяснить сами себе то, что никто не желает осознать.
Мышь, на свою беду, устроена так, что чувство голода и холода, а также высокую температуру и рвотный рефлекс она будет скрывать до последнего, никому ничего не говоря и стараясь не менять своего поведения. Выдает ее лишь повышенная вспыльчивость, дрожь тела и вялость движений.
В живой природе вялый сусел является верным признаком заражения чумой. В естественных условиях этот стиль поведения себя оправдывает, и больную мышь немедленно оставляют в покое.
Но в отношениях с глухим и слепым человеком, упоенным процессом обладания – последствия для мыши весьма трагичны. Простых сигналов человек не понимает, сложных – тоже, потому что до сих пор его слух не научился улавливать нежнейший мышиный писк. Любые сигналы воспринимаются как неповиновение, и начинаются избиения и применение спецсредств.
Поэтому в дремучие Средние века так часто случались эпидемии чумы. И трупики крыс сжигали вместе с телами их слепоглухих мучителей. А чаще бросали непогребенными, на корм воронью.
Кстати, как вы думаете, отчего стандартная длина кровати – 190 см, и ни дюймом больше? Почему бы не делать кровати на заказ? Да дело в том, что это может привести к резкому повышению цен, и многие потребители окажутся бескроватными. К тому же проиграют продавцы ремешков и цепочек, потому что, рассчитав нужные размеры, можно будет обойтись без них. И у мыши окажется гораздо больше выбора – изворачиваться или нет.
Но в том-то и дело, что у мыши не должно быть никакой свободы выбора.
Глава еще одна – о роковой любви
Сейчас я постараюсь описать механизм физиологического и в особенности психического разрушения мыши неграмотным пользованием.
Я опускаю ужасающий ритуал привязывания на шею цветного бантика. Чудовищным по жестокости является прокалывание уха с одеванием туда жетончика с номерком.
Чувства крысы представить себе очень легко. Человек для нее предстает тупым уродом, не способным отличить одну крысу от другой.
Это так сказать шапочное знакомство.
Но это все цветочки по сравнению с тем, что ждет крысу в ее дальнейшей жуткой жизни.
Природой крыса запроектирована для нормального, спокойного пользования. Но человек не может спокойно – он обязательно трясется и подпрыгивает. Удары от этих акробатических трюков никак не способствуют расслаблению крысы, скорее наоборот. Проходящие через зажатые мышцы по позвоночнику прямо к голове удары достигают поврежденных кариесом зубов и вызывают жуткую, подобную удару молотка, боль в челюстях, отдающуюся во всем черепе.
Случаев, чтобы удары по попе не отзывались бы в голове – наукой не установлено.
При этом сотрясении с шерстки в диком количестве начинает сыпаться перхоть.
Помимо вышеуказанных спецсредств, природой для пытки создано множество других – вздутие живота, мигрень, простатит и т.п и т.д. Мучитель, разумеется, не ощущает этих проблем. Раздражение партнерши, продиктованное зубной болью и несварением желудка, он расценивает как непослушание или демонстрацию характера – и начинаются побои или применяются пыточные спецсредства.
Сами методики пользования разработаны без учета крысиных чувств.
Эти методики писались теми, кто по своему физическому строению крысу слышать не может. Они не звери – им просто не давали.
Остро ощущающий крысу человек, слышащий ее радость и ее боль – никогда физически не сможет. Мучения крысы станут и его мучениями.
Посещения крысиных притонов возможны только при определенной глухоте, и чем сильнее глухота – тем лучше результаты.
Все летописи о мышах и крысах написаны кровью с помощью выдранных зубов.
Это не обвинение, просто констатация.
Есть такая волшебная вещь, как карандаш, который в умелых руках позволяет с умопомрачительной точностью зафиксировать любые оттенки поведения крысы. С его помощью мой хороший друг, художник Делакруа фиксирует в неделю не меньше десятка различных грызунов. Это его дипломная работа в Академии Художеств.
Вот изображение совершенно здоровой, спокойной крысы. Шерсть блестит, лапы опущены, хвост свободно свисает между ног… но что это? О, это же пенис! Торчит, шалунишка. А какая попка… нда… что-то я увлекся… господа, перед нами самец крысы, встретившийся со своей подругой.
А это – набросок испуганной, удирающей в норку крысы, подруги нашего самца. Никакого сравнения. Усы тревожно торчат, уши плотно прижаты к голове, дыхание сбилось… Эта крыса явно перевозбуждена, так и слышно, как колотится ее маленькое сердце…
И почему меня там не было!
Вот целая галерея выразительных крысиных фигурок, вызывающих у любого знатока множество эмоций. И ни одной здоровой мыши! Все так или иначе инвалиды. У кого вывихнуты мышеловкой лапы, у кого жетончиком подрано ухо, у кого изуродован хвост… у некоторых все признаки надвигающегося инфаркта или уже наступившего инсульта в результате перенесенных жесточайших потрясений. Типичные травмы.
Также типичны смещения шейных позвонков и вывихи бедер, которые наблюдаются у каждой второй крысы в результате принудительного сгибания.
Можно взять любой рисунок – и увидеть какую-нибудь затаившуюся болезнь. И конечно у каждого грызуна проблемы с зубами из-за неправильного прикуса.
С такой постоянной фоновой болью только намного более превосходящая боль может обратить на себя внимание. Это и объясняет конструкцию средств принуждения, которые и были созданы для того, чтобы при их использовании обо всем прочем забывалось.
Есть еще один секрет. Мышь не привыкает к воздействию. Каждый раз для нее – как первый. Ее слизистая оболочка продолжает посылать мощные сигналы в головной мозг.
Это-то, то есть ее исключительно непосредственная реакция, и возбуждает. Причем общаются с крысами еще не клейменые каторжники, с целыми носами и ушами. И они просто боятся задуматься, почему мышь так реагирует.
Ибо задумавшись, придется меняться.
Так что же заставляет этих каторжников жизни так мучить и пытать мышь?
Ответ приходит сам собой – конечно же, глубокая любовь и патологическая обида.
Любовь до одури, до самозабвения, при одном только виде чего-нибудь серого и пахнущего мышью. Сумасшедшее, страстное желание – вопреки всему быть рядом с ней, на ней, осязать ее, обонять, видеть, слышать, лизать носик, щекотать за ушами и наматывать хвост на палец. Когда слова «мышь» и «счастье» становятся синонимами.
Я не шучу.
Много раз наблюдал, как люди млеют от присутствия в их доме мыши. Все или почти все общающиеся с грызунами – болезненно, до страсти и одури, а иногда и до обморока любят мышей. Положение сверху есть реализация этой любви, нормальный акт единения, которого всегда добивается любящий.
Но их любовь безответна.
По первости они морочат себе голову тем, что у них с их мышью есть некие отношения.
При этом «мышатники» делают все, чтобы испортить эти самые отношения. Они ставят по углам капканы, суют в мышеловки лежалый сыр, а пойманную мышь травят купленными в магазине искусственными кормами. Когда же мышь отчего-то отказывается отвечать на их любовь, ее жестоко избивают и принуждают к отношениям силой, вытаскивая из гнездышка за хвост.
В глубине души людям муторно и стыдно.
Они понимают, что делают какую-то пакость. И это не имеет ничего общего с той искренней любовью, которая когда-то привела их к мышиной норке.
И тогда они придумывают утешающие сказки о крайней агрессивности крыс и о необходимости их «обуздывать». Кстати, насчет агрессивности. Вы полагаете, крыса, когда ползет по вашей ноге – ищет ваш пенис, чтобы укусить?
По логике «мышатников» – несомненно. Они очень болезненно относятся к целостности своего маленького друга.
А чего правду-то не сказать?
Что крысе наплевать на ваш отросток, что ей просто страшно в темной и узкой штанине, что она, подобно Эдмону Дантесу22, страстно желает освободиться из тканевых застенков. И все ее движения зубами и когтями – это, образно говоря, взмахи ледоруба скалолаза, стремящегося выбраться из глубокого ущелья на свободу.
Но они не желают этого понимать. Представлять себя скалой - это неприятно. Представлять, как острые крысиные зубы вопьются в ваш пенис – гораздо волнительнее.
Проходит время, представители «крысиного социума» добросовестно носят смешные болотные сапоги и кожаные перчатки, поклоняются тем, кто наловил в мышеловки больше всех мышей и заморил больше всех крыс, подражают кумирам и ждут, когда же мышь ответит им взаимностью и начнет ставить им капканы в кровать.
Затем они начинают убеждаться, что взаимности нет, что мышь совершенно равнодушна к их желаниям и либо ненавидит их, либо боится.
На мышь сильно обижаются за то, что она или не дает, или дает без страсти.
Они обижаются, но продолжают любить!
Они-то хотят единения!
Любой ценой. Любым способом.
Наблюдение за общением таких влюбленных со своей мышью заставляет сердце наблюдателя усиленно биться. Это так напоминает совокупления маньяков с пойманной жертвой, которую волокут в темную каморку, накрепко вяжут и - любят!
Такова жизнь.
Причем побоев обычно гораздо больше, чем следует. Никакого удовольствия ни человек, ни мышь при этом не испытывают.
А должны были бы!
Если бы понимали связь боли с сексуальным возбуждением.
Но тут уже не до связи. Любовь атрофируется в желание подавить, заставить, унизить.
В процессе избиения мышь, ничего не понимающая и точно знающая, что ни в чем не виновата, начинает страшно нервничать и возбуждаться – вследствие чего происходит дефекация. Знаток человеко-мышиных отношений сделал бы это в нужное время с нужной силой – и они оба получили бы удовольствие от процесса. Тупой «мышатник» сам не понимает, что творит и в какие глубины его толкает слепая любовь, превратившаяся в обезьянье кривляние.
Представьте на секундочку, что группа лиц, принарядившись и расфуфырившись, публично собралась, чтобы прилюдно и торжественно отрезать лапы котенку.
Понятно, что нормальные люди собрались бы и долго эту публику били, потом отволокли за сараи и доиздевались, а потом отрезали лапы котенку (если у того не хватило бы сообразилки убежать под шумок), всех запихали бы в мусорный ящик и подожгли.
Конечно, привычку бездумно истязать сразу не искоренишь, но истязатели должны знать место сбора и там с воодушевлением делать свое дело.
При полном согласии обеих сторон.
Возникает дурацкий вопрос – почему? Почему никто, кроме меня да моих учеников, не хотят этого видеть?
Ведь все потрясающе очевидно и однозначно.
И каждая крыса или мышь, существа поразительно благородные, с полностью открытым сознанием – отлично знают, как должно быть на самом деле. Если бы они не помельчали, все было бы по-другому.
Поэтому надо срочно мельчать. Нам.
Впрочем, эпоха безграничного торжества человека над мышами заканчивается.
Грызунов становится все больше и больше, они уже приспособились лазать по стенам, взламывать дверцы холодильных камер и поедать ядовитые приманки без всякого вреда для здоровья.
И вскоре человеку придется самому заползать в тесные клетушки и подставлять задницу под палочку, которую будет держать в своей изящной лапке торжествующая крыса.
С удовольствием представляю себе эту картину…
(Абзац зачеркнут цензурой)
Переоценка воспитателем своего положения делает всякие серьезные отношения абсолютно невозможными. Отношения превращаются в одну бесконечную комедию.
Оставаясь наедине с мышью, надо полностью преобразиться.
Душой и телом вернуться на пару миллионов лет назад, к абсолютной биологической первобытности, к статусу друга гигантской мыши, который в силу своих физиологических особенностей хочет и может быть вместе с мышью.
Забыть горькие уроки и сладкие плоды цивилизации. Иначе ничего не получится.
Либо вы первобытный человек-мышь, либо нет.
Либо вы имеете справку, либо не имеете.
Третьего не дано.
Глава еще одна – об играх с хлыстом.
Недавно мне принесли нового воспитанника.
Молодого, черного гавайского крыса. Мальчика. Стройного, тоненького, с выразительными раскосыми глазами и блестящей шелковистой шерсткой. Его восхитительно крупные черные яйца прикрывались сверху жирным чешуйчатым хвостиком, а с боков – рыжеватыми пушистыми штанишками.
Я тут же нарек его Коряги, что в переводе с древнемышотского означает Большой Сучок.
Несомненно, он из тех самых легендарных гавайских крыс, чей укус смертелен, и чьи родичи многие века пытаются захватить мир людей.
Возможно, им это давно удалось. Ведь ничтожное количество «мышатников» и тем более простых людей читало рассказ отца «Отмышоль» мистера Грина. И мы просто не в состоянии отличить реального человека от морока, наведенного гавайской крысой.
Я и сам сначала не мог.
Но мне помог мой богатый опыт общения.
Поэтому, когда Коряги повернул ко мне свою мордочку и принялся знакомиться со мной, я сделал совсем не то, что сделал бы любой другой человек.
Я засмеялся.
Крыса, настороженно принюхалась и, поняв, что я все-таки не тот, кем пытаюсь казаться, призадумалась, жутко разволновалась и наложила кучу.
Потом, видя, что я стою неподвижно, храбро бросилась в атаку.
Естественно, человека, который раскусил тайну гавайской крысы, следует немедленно уничтожить.
Я же, улучив момент, подхватил его двумя пальцами за шкирку и легонько пощекотал пушистые яйца.
Хваля его при этом, долго и проникновенно, на всех известных мне языках.
Понятнее всех оказался, разумеется, матерный.
Коряги обалдел от неожиданности. Похоже, никто из людей еще не показывал ему свою симпатию так откровенно. Некоторое время он молча смотрел на меня, потом попытался вывернуться.
Я немедленно отпустил его.
Он спрятался под стул, в замешательстве погрыз ножку, потом вылез обратно. На лице его застыл вопрос.
Я, посмеиваясь, протянул к нему руку.
Он прыгнул, вцепился в нее, но не укусил. Улыбаясь, я снова пощекотал его между ног.
Он спрыгнул на пол, но через минуту снова был в моих руках.
Так начались наши игры.
Мы еще долго будем возиться таким образом. Нам будет вместе все веселее и веселее.
Раз есть игра – есть отношения, а если есть отношения – есть то, что ханжи называют дружбой. Есть добровольное, осознанное желание крысы подчиняться человеку.
И тут открывается самое потрясающее.
При наличии подлинных отношений делаются абсолютно ненужными любые средства принуждения и болевого контроля и становятся возможными любые позы «Отмышоль».
Всего через месяц моя новая крыса по свисту ложится и подставляет попу. И это – на полной свободе, без всякой гадости. Если же я решаю применить какие-нибудь возбуждающие средства – Коряги идет на это сам, сознательно и с удовольствием.
Я постоянно проверяю это, заглядывая ему в глаза.
За ним всегда есть право отказаться от всего, что покажется ему неудобным, а при насильственном повторении могло бы привести к жутким извращениям.
Но по глазам видно, что он счастлив.
Он прилежно учится и воспитывается.
Его огромные черные яйца стали еще больше и пушистее. Я никому не позволяю их щупать, кроме себя, разумеется.
Коряги очень интересуется девочками, но в рамках приличия.
Раньше он вел себя ну точь-в-точь как мой воспитатель в монастыре.
Главное было задрать подол и вставить, а уж потом разбираться, на кого залез, и узнавать имя, если вообще захочется.
А теперь Коряги ведет себя как приличный обитатель центрального канализационного тоннеля. При виде особы женского пола краснеет, косит глазами и исподтишка целится в нее из своего хоботка. Хоботок подрос, потолстел и имеет в длину четыре дюйма в возбужденном состоянии. Настоящий Большой Сучок.
Его зубки, которые гады–«мышатники» давно бы уже подпилили своими рашпилями, целехоньки и зазывно торчат между нежных розовых губок.
Его черным роскошным телом можно было бы овладеть достаточно легко.
Подкравшись сзади, оглушить Библией. Прикрутить к кровати за все четыре лапы. Сев сверху, подавляя его яростное сопротивление и нежелание быть вместе, его возмущение умелым причинением боли…
Но это будет просто овладение телом.
Скучное изнасилование.
Я совершал это столько раз, что меня от подобной прозы тошнит. Я не хочу больше быть маньяком-насильником.
Мне мало его тела, мне нужна душа этой крысы.
Насчет языка. Так уж получилось, что лучше всего крысы понимают матерный, и большинство терминов «Отмышоль» – это слова из этого языка. Возможно, это произошло потому, что древнейшие пользователи мышей разговаривали в основном на матерных диалектах своих языков, потрясающих по своему древнедикарскому звучанию и энергетике, совершенно богохульственном, в экуменистическом смысле этого слова, которые лучше всего понимают мыши. Здесь нет никакой мистики, просто грубая мощная энергетика и смысловая глубина матерного языка.
Кстати, и весь процесс воспитания мыши именуется «опусканием», если грубо дословно, или «взращиванием сучков», если перевести поэтически.
Так вот, игры, причем любые, - как были, так и остаются лучшим способом установления отношений.
Безупречность работы, готовность принимания любых сложных поз, – это следствие частых игр в бутылочку и в карты на раздевание.
Частенько играют под музыку. Человек является заказчиком. А как известно, кто заказывает музыку, тот и девушку танцует.
При этом категорически нельзя эту самую девушку бить.
Вообще-то, я собираюсь раскрыть вам один из самых важных секретов моей тайной школы. Но так как моя книга рассчитана на вдохновенных певцов свободных отношений, надеюсь, что мои знания не попадут в руки провокаторов и извращенцев всех мастей, стремящихся опоганить любую светлую идею лишь потому, что она принадлежит не им.
Итак, о битье, точнее, о тонкостях использования хлыста.
Хлысты бывают разные, и от вашей компетентности в этом вопросе зависит многое в ваших отношениях с крысой.
Рукоять моего хлыста изготовлена из слоновой кости, узор, вырезанный на ней, тщательно отполирован. Внутрь рукояти помещено перо феникса. Мягкая часть сплетена из шелковых нитей и украшена перышками колибри и жемчужинками. Хотя жемчуг я использую из чистого эстетства.
Главное в хлысте – чтобы он не смог поранить вашего партнера, поэтому надо следить за тем, чтобы его рукоять была совершенно гладкой. Шероховатости и трещины не допускаются, так же как наплывы и раковины. Если ваш производитель не может этого сделать, достаньте шкурку-нулевку и собственноручно обработайте ручку. Материал рукояти может быть любой, но предпочтение оказывается такому естественному, теплому материалу, как дерево. Но дерево, разумеется, плотное, однородное, без сучков, заусенцев и трещин. Обычно используется березовый или кленовый кап, карельская береза, черное или эбеновое дерево, бамбук и подобные им породы.
Мягкая часть может быть изготовлена из любого материала, но предпочтение опять же отдается натуральным – хлопку, шелку, тонкому льну, чтобы избежать раздражения от синтетики. Пряжа должна быть нежной на ощупь, гигроскопичной и прочной на разрыв.
Хлыстом надо прикасаться нежно, деликатно, чтобы крыса не заподозрила, что у него может быть другое предназначение. Хлыст должен стать для нее помощником, подмазчиком, чертовски симпатичным атрибутом, от которого не надо ждать боли. Один-единственный не вовремя нанесенный удар мгновенно испортит ваши отношения. Крыса перестанет вам доверять. И тогда вы ничем ее не подмажете.
Нормальная крыса должна на любые операции с хлыстом реагировать спокойно, заинтересованно и с юмором.
У нее не должно пропасть желание быть рядом с вами и под вами.
Конечно, у вас будет немало случаев, когда вам захочется ударить крысу в наказание. Она очень любит безобразничать ртом, не всегда понимая, что способна причинить вам немалые повреждения своими остро наточенными резцами.
При мягко-ироничном отношении к таким укусам – шалости быстро проходят. Крыса учится кусать только то, что ее просят, и так, как ее просят.
Для крысы такие укусы – приглашение поиграть в салочки. По-моему, ужасно весело.
Самое веселье начинается, когда пара десятков юных голодных крысок начинают играться с обнаженной девочкой. Или, еще лучше – с мальчиком. Бывало, я до слез хохотал, наблюдая, как уморительно ребенок подскакивает от особо удавшегося укуса. Такая энергическая реакция – свидетельство для крысы того, что игра началась. И кончится она только при желании самой крысы.
Только полное спокойствие, ирония и абсолютное хладнокровие – знак того, что вы играть не расположены.
Но это все лирика. Закончим о битье.
Обыватели бьют воспитанников, пытаясь объяснить свои желания.
Это абсолютно недопустимо.
В воспитательных целях я крыс не бью.
Мое воспитание – это не тупая выработка условных рефлексов, как дрессируют детей в школе. При любом неправильном поступке их наказывают розгами, спустив перед всем классом штаны и положив поперек лавки, ставят в угол на горох, запирают в чуланах, лишают еды. Если сопротивление не сломлено, бьют смертным боем и прекращают только с приходом родителей.
Технику наказаний описывать не буду. Ну, грубо говоря, двое держат за руки, третий сворачивает шею, четвертый бьет.
Но рано или поздно, такая методика аукается внезапным появлением серийного маньяка.
То же самое происходит и с крысами. Бездумная жестокость рано или поздно бумерангом отзывается в самый неподходящий момент. Учуяв, что человеку что-нибудь не удается, поняв его бессилие, - крыса немедленно посылает человека к широко известной матери и отказывается повиноваться.
И это в лучшем случае. Крыса со своей феноменальной сообразительностью может точно высчитать минуту, когда вы не сможете ей ответить – и спокойненько перегрызет вам горло.
Причины такого поведения крысы достойны уважения.
А что вы хотите – у нее стойкие воспоминания о том, как это происходило в первый раз, стойкие ассоциации с болью, страхом, неудобством.
У нее, в конце концов, есть понимание того, что ее унизили, что ее уложили совсем не те.
Если вам воткнули палку в задницу какие-то посторонние дядьки – вы имеете право на яростное сопротивление, даже нападение и убийство. Суд вас оправдает, как сопротивлявшегося насилию и действовавшему в состоянии аффекта.
Если же в вас сунет ваш хороший приятель – вы еще и поможете втыкающему, расслабив по его просьбе мышцы и приняв удобную для него позу.
Так же и с крысой.
Она готова исполнить все, но только если вы ей покажете, что имеете права. Требования имеющего права обычно неукоснительно исполняются.
Крысы немного сдвинуты на вопросах иерархии. У них феноменально обостренное чутье на нечистую кровь. Обычный человек для нее – вроде того, кто вылез из грязи в князи, с кухни в парламент и пытается руководить, не имея на это никаких прав – пустое место. Она согласна слушать только того, в чьих жилах течет настоящая дворянская кровь.
И при удобном случае она обязательно проверит содержимое ваших вен.
К сожалению, чистокровных дворян становится все меньше и меньше. Говорят даже, их вообще уже не осталось.
Но это преувеличение – ведь я пока жив.
А у остального человечества шансов задавить крысу авторитетом, можно сказать, нет.
Если крыса внезапно проявила послушание – это ничего не значит. Возьмите крысу на руки – и будете немедленно искусаны, надеюсь, насмерть. Если окажетесь в подвале, кишащем крысами – вы обречены. Крысы за версту чуют грязнокровку и не принимают его всерьез.
Это доказывает очевиднейшую вещь – в результате своих укротительных действий человек не приобрел среди крыс никакого авторитета.
Примеров такого рода – миллион.
С удовольствием остановлюсь на них…
(несколько страниц выдрано цензурой)
Но вернемся к укладке.
Если мне нужно, чтобы крыса легла – я никогда не буду валить ее подсечкой.
Или бить палкой под коленки.
Или грубо заваливать на кровать.
Это слишком мощно и жестко, это пугает крысу и уничтожает ее доверие к вам.
Я просто не могу такого сделать.
Я всего-навсего учу мышь принимать меня за своего вожака. Задача заключается в том, чтобы мышь поняла, что я прошу ее именно лечь.
Для начала приходится долго играть с ней, устанавливая в экстремальных играх свое старшинство, пока крыса не начинает легонько пощипывать меня за изгызанные ей же руки. Начинаю я с легоньких упражнений вроде полтергейста и передачи мыслей на расстояние.
Это делается играючись, ненавязчиво, чтобы крыса уяснила, что мои желания многообразны, часто странны и необычны, но в принципе довольно приятны.
Иногда приходится во имя дружбы и давать себе и на горло наступить, и сонную артерию прихватить. Но риск только делает ощущения острее.
Результаты могут быть ошеломительными.
Глава о семи играх
Итак, я упомянул о дружбе, точнее о тех близких отношениях, которые в обществе принято называть дружбой. Дружба – это всегда тяжелая работа, и чтобы сделать крысу своим другом, частенько приходится против своего желания играть в милого и заботливого, понимающего и сочувствующего... но на что не пойдешь ради ошеломительного результата, когда крыса при одном упоминании о вас трепеща падает на ковер и задирает юбку!
Но я увлекся.
Разумнее будет поговорить о чем-нибудь отвлеченном, например, о системах воспитания крысы.
Именно воспитания, а не дрессировки. Что такое дрессура? Это обучение одному элементу, который нужно повторять прилюдно много раз без изменений. При воспитании же главное – развитие определенных качеств объекта, поэтому выполнение любых элементов – всего лишь средство достичь ошеломительного результата. Когда воспитанник успешно выполняет простенькое задание – его бурно хвалят и предлагают другую задачу, посложнее. Так, путем постоянного удержания интереса и усложнения задач, развивают нужное качество, например, гибкость хвоста или быстроту перекусывания сонной артерии.
Конечно, 99% энтузиастам человеко-мышиных отношений ошеломительные результаты не требуются. Их устраивает пресная, серая жизнь. И возможно, они просто по своему низкому биологическому происхождению и своим низким запросам не нуждаются в чем-то более ошеломительном. Для них сколько-нибудь здоровая и живая крыса – уже нечто ошеломительное.
Такие люди придумали сотни остроумных способов подавить крысиную энергетику. Древние скифы, например, просто-напросто вскрывали пойманным крысам вены. Ослабленных кровопотерей животных потом можно было как угодно использовать в своих гнусных целях. Таким крысам наголо брились головы и участок под хвостом, чтобы было легче морить вшей.
Также широко применялось оглушение с помощью молотка, зажимание лапок в расщепе дубового ствола и прочие мерзости. Очень часто крыс переучивали с левой руки на правую, привязывая для этого рабочую левую лапу к боку и заставляя все делать правой. Гипертрофированное левое полушарие действительно, более комфортно для окружающих, чем «живое» правое.
В Средневековье, как я уже упоминал, мышей употребляли исключительно в пищу. Очень немногие действительно богатые люди могли себе позволить маленькие шалости. Абсолютным бестселлером, точнее, наиболее массово переписываемой книгой была Библия со стишками Соломона. Переписывали пьяные монахи, часто с ошибками, что порождало многочисленные извращения и явную ересь. С чем и боролась в течение всего Средневековья римско-католическая церковь.
Боролась безрезультатно.
До нас дошли – правда, в сильно урезанном виде – многочисленные свидетельства безудержного творчества средневековых менестрелей. Самые яркие памятники создавались на юге, под прикрытием мощных стен Каркассона и Тулузы23, с романтическими очертаниями Пиренеев на заднем плане. Восточная экзотика и чувственность вкупе с бурной кельтской фантазией рождали образы, до сих пор будоражащие умы. Прекрасные дамы бросились брить брови и затылки, утягивать талию и зауживать рукава, чтобы походить изяществом на голодных крыс. Изгиб мышиного хвоста стал образцом для апологетов Нового Искусства24 …
Пришлось организовать несколько крестовых походов, чтобы деньги из карманов местных искусствоведов потекли в церковные сундуки.
В век Просвещения к вопросу податливости крысы подошли с научной точки зрения. В результате была высосана, можно сказать, из пальца целая система, которую широко рекламируют под названием «Семь игр». Отцом-основателем и ярым пропагандистом этой системы считается Мэт Мышелли.
В самом начале своих мемуаров я обещал ничего не говорить о людях. Но все-таки любители мышей – не вполне люди. Они скорее полумыши-полуангелы. Среди них есть такие, которым я скрипя зубами вынужден кланяться при встрече.
Но сегодняшним предметом издевательств я выбрал не просто талантливых и знаменитых мастеров, а тех, кто принципиально меняют судьбы мира, доказывая, что крыса бесконечно умна, и все, что до сих пор человек делал с нею – ошибка дикаря. Они делают неоценимое дело, разворачивая вспять тысячелетние представления, сокрушая обычаи и предрассудки, личным примером утверждая новый образ взаимоотношений. Не могу сказать, кто из них первый, кто второй, кто последний. Но они родственники – по своей честной любви к мышам и умении ставить все с ног на голову.
Не ждите от меня комплиментов и признания чужих заслуг. При упоминании о людях я сразу начинаю ехидничать, ерничать и издеваться. Не надо обращать на меня внимания. В конце концов, даже в блистательном Риме отцы-основатели Империи умели расчистить себе дорогу к престолу с убийственной жестокостью.
Если вам покажется, что я слишком к кому-то пристрастен, смело списывайте это на вражду между нашими учениками.
Итак, начнем изгаляться.
Начнем с известного «натурала» Мэта Мышелли, сделавшего из отношений с мышами успешный бизнес.
Внешне Мэт ничем к себе не располагает. Это хромой полноватый дядька в белой шляпе. Вместо галстука у него на шее болтается грязный красный платок. Он вечно жует что-то невообразимо вонючее и с презрительным видом периодически сплевывает это вам под ноги.
С ног до головы он – дитя американского стиля, грязный, пыльный, жующий, с торчащими из кобуры пистолетами, лишенный всякой общемировой внешней эстетики.
Американский образ жизни предполагает самые примитивные, разрушительные отношения с грызунами. Описывать не буду – медленно, однообразно и противно. Тем боле что ничего в техасской пыли все равно не разобрать. Достаточно сказать, что в результате этой примитивной, убогой, грубой эксплуатации мышь убивается прямо на глазах у женщин и детей минут за пять.
Мышелли бережно сохраняет все внешние элементы этого образа, но не практикует большинство внутренних.
Свое учение Мэт основал на американских ценностях, по-видимому, просто не подозревая, что в мире есть еще что-то другое. Когда я показал ему свою шпагу, он долго растерянно молчал, машинально поглаживая кобуру своего кольта. Он также долго раздумывал, что такое Париж, наконец радостно вспомнил, что есть такая деревенька в соседнем штате.
Несмотря на свою дикость и дремучесть, Мэт изобрел систему общения с мышью, где все основано на играх, мягкости и попытках постижения мышиной психологии. Его система успешна и победоносно шествует по миру.
Чего сам мир, похоже, не замечает.
Обязательно находятся моськи, которые выскакивают из своих подворотен и тявкают на Мышелли, заявляя, что Мэт ничего нового не открыл, и что они тоже иногда так делают.
Все это полная чепуха. Мэт делает это так по-новому, как никто другой. Он действительно создал принципиально новый стиль.
В его учении есть идеология, практика и доступность.
По всей Европе открываются центры последователей его учения, где за приемлемую плату вас обучат играться с мышью без вреда для здоровья. У всех получается. Конечно, если мозги не затуманены жаждой обладания и мечтами о всемирной славе. По мне, игры Мышелли несколько незатейливы и примитивны по сравнению с моими.
У Мэта есть свои проблемы. Например, с внешним видом. Меня тошнит от его жевательного табаку, а шляпу так и тянет продырявить парой ловких выпадов. Мэт косит под деревенского дурачка, но косит так давно, что уже окосел от стараний. Забавно смотреть, как он пыжится, принимая позы мышиной Троицы в одном лице. В обычном разговоре один на один Мэт с таким скрипом выходит из роли бога, куда его загнали толпы воздыхателей и поклонников, что старикана становится жалко.
Я его не осуждаю. Надо обладать редкой незаурядностью и эксцентричностью, чтобы выдержать такое давление восторженного большинства.
Мэт выдерживает с трудом. Он явно тянется к сектантству, собирает вокруг себя верных, маркирует их в соответствии с внутренней иерархией и отгораживается от прочих. По счастью, он имеет дело не только с людьми, но и с мышами, которых в секту не загонишь, что пока отрезвляет. И поэтому с ним еще можно нормально пообщаться.
Как-то по дороге из варяг в греки я заглянул в его увешанный кошачьими хвостами вигвам. Мы выпили на брудершафт текилы25, выкурили трубку мира и пожевали пейот. Пейот мне понравился больше всего. Мэт едва успел ухватить меня за пятку, а то носиться бы вашему покорному слуге по бурным волнам Атлантики26…
В ходе нашего общения я обнаружил, что Мэт слышит мышей. У него безусловно редкостный слух. Природой ему дано слышать мышиный писк, а также тонко чувствовать ее боль, смятение и страх.
Это колоссальный дар, без которого никакое общение с мышью в принципе невозможно.
Также он хорошо чувствует, сколько времени мыши требуется для понимания условий, и никогда не пропускает того момента, когда по мышиным часам пришло время бунтовать.
Его игры учат мышь не бояться человека и не ждать от него зла. Это редкостная для нашего времени идеология. Его показательные, клинические уроки, необычайно зрелищны и собирают тысячи людей.
Секрет его успеха – в особенной демократичности. Невзирая на склонность к сектантству, Мэт с чисто американской смекалкой умеет выжать из людей деньги. Его система так легка, что ею может овладеть любой «снежный человек».
Фанатизм его последователей потрясающий.
Увидев меня, с длинной, изгрызенной тростью в руке и в убеленных мышиным пометом ботфортах, они незамедлительно обнаружили, что на мне нет ни единого знака принадлежности к их тайной закрытой школе, на основании чего чуть не вытолкали взашей. По счастью, один из индусов – гостей узнал меня по поеденной мышами шляпе и отбил у разъяренной толпы.
После чего парой крепких ударов тростью я расчистил себе место на трибуне и смог взглянуть на арену.
Мэт, в своей белой шляпе и красном шейном платке, стоя посреди огромного стадиона, управлял на расстоянии целой стайкой мышей. Так как у меня не было с собой подзорной трубы, я ничего не смог рассмотреть. Но, похоже, ничего нового я бы там все равно не увидел.
Гораздо больше меня заинтересовали многочисленные прилавки, заваленные атрибутикой школы Мышелли. Все эти брелки, кошельки, веера в монограммами стоили раза в три дороже, чем обычные побрякушки. Расхватывались мгновенно. Если прибыль идет Мэту в карман… ради этого можно и в грязном платке походить!
Таким образом, с помощью грамотной рекламы и пускания пыли в глаза Мэт сколотил на своей системе неплохое состояние, которым отчего-то отказывается делиться.
С тех пор я и критикую все методики Мышелли.
Система Мышелли на деле – глубоко антидворянская. Его «семь игр» размягчают крысу, приводят ее в состояние полусонного комфорта, делают ее податливой до омерзения.
Мышеллевские игры хороши для простого приятельства, для совместного чтения дамских романов, вздохов на луну и неглубоких, но симпатичных отношений (что и нужно для 99% людей). При этом ни от человека, ни от мыши не требуется никакого усилия, никакого развития – только спокойные прогулки в садике под трели соловьев. «Семь игр» способны настолько погасить природный бойцовский дух крысы, что ее можно будет положить в постель к младенцу или оставить на ночь в кладовой.
Такое «гашение» оказывается очень полезным для уже поуродованных мышеловкой или капканом, отравленных газом или клеем мышей. После мышеловки никаких надежд на полное излечение у мыши уже нет, ее спина и психика испорчены навсегда. И такой искалеченной ей придется с небывалым комфортом доживать в доме нового друга-человека. Здесь и пригодится система Мышелли. Даже если мышке и приснится кошмарный сон о своей прошлой жизни, расслабляющее влияние игр подавит ее агрессивность на корню. А огромные домашние задания по математике сведут вероятность кошмарного сна на нет.
Игры Мышелли со свойственной американцам любовью к преувеличением обещают сказочную близость с мышью, романтичную нежность с нею. Обещают и ее полную свободу при полном ее подчинении. Но дальше этого никто обычно не лезет. Ну, да продолжение простым людям и не нужно. Они обойдутся призрачным обещанием немыслимого мышиного счастья, на что тут умело и тонко намекают.
Мэт демонстрирует свою богоравность, всюду таская на плече ручную крысу. Этого вполне достаточно, чтобы начать позировать для памятника. Но Мэт отчего-то пытается пролезть дальше. Его страшно мучает предчувствие, что скоро придут те, кто, взяв за основу первые уровни его учения, начнут использовать их в своих корыстных целях и не поделятся прибылью.
Игры получают весьма двусмысленное продолжение. Некоторые так заигрываются, что теряют чувство реальности. Целыми днями они режутся с мышами в салочки, поддавки и колдунчики, забрасывают семьи и работу в конторе. Таких приходится изолировать от общества, как только их игры выплескиваются в городской парк, где они начинают портить газоны, ломать ветки и выкапывать на клумбах норки.
Но это редкие, досадные отступления от основного учения.
С одним из таких отступников, молчаливым и невысоким человечком в белой, как у Учителя, панамке, я был некоторое время знаком. Он был отлучен от великого учения Семи игр из-за того, что пошел дальше, оголив крысу и засунув ее за пазуху. По учению Мышелли, это может позволить себе только сам Мессия. За что парня и прогнали в его карпатскую хибару, притулившуюся в одной из расселин по дороге к замку графа Дракулы.
Во время посещения любезного моему сердцу места я и повстречался с этим типом. Мы долго и недоверчиво присматривались друг к другу. Несомненно, он слышал обо мне, ведь мир великих крысолюбов крайне тесен, - как и я знал о нем все. Он слыхал о замкнутости и высокомерии европейских мастеров Отмышоль, я – о болтливости и несдержанности местных цыган. Наконец парень пересилил свою крестьянскую осторожность и как мог более небрежно спросил какую-то глупость.
Я не должен был разговаривать с ним о таких тайных материях, но тут из-за его воротника показалась наглая рыжая морда, обрамленная веером вибриссов27, глянула на меня своими бусинками, - и я растаял. И ответил ему предельно честно и искренне.
Он тут же попробовал мои рекомендации на практике, и у него получилось, да так здорово, что я пожалел о своей искренности. Мне стало ясно, что этот парень может составить мне нешуточную конкуренцию.
Поэтому я попросил его проводить меня до замка. Он оказался просто одержимым идеями крысиной свободы, что помогло мне легко уговорить его остаться в замке на ночь.
Он решил, что будет одним из первых, кто найдет выход из подземелий. И поведет за собой остальных пленников.
Уж не знаю, для кого он остался искать этот путь. То ли для себя, то ли для крыс, чтобы они смогли спуститься в деревню и там хорошенько подкрепиться. Если он не сможет выбраться из замка, - на что я надеюсь, - крысы съедят его. Он знал об этом и все-таки решил рискнуть.
Это его дело.
Мое же – вернуться в родной Париж и продолжать шокировать соотечественников откровенными высказываниями о любви, близости и свободе.
Глава о секретах «Отмышоль»
Учение Мышелли, его игры рассчитаны на обычных крыс и обычных людей. Но действительно, далеко не всем крысам и мышам посчастливилось встретиться с настоящим Мастером. Ведь в обществе со мной подобная вялость недопустима. Я привык иметь крыс бодрых, веселых, готовых на неожиданные эксперименты. И не я один.
Особенно этим увлекались отцы «Отмышоль», которые были ребятами чрезвычайно веселыми. Они постоянно устраивали дуэли, снимали проституток и обожали подвижные игры вроде ромашек, пряток и салочек. Грин, в силу своих многочисленных болезней и ужасного климата его родины, впал в теоретизирование, и советовал, например, для оживления отношений вешать на стену спальни изображение кошки. Кот должен быть изображен предельно реалистичным и устрашающе злобным. Что говорит о его полнейшей неспособности.
Как их отцы, рядовые «отмышольщики» славились своею болезненной привязанностью ко всякого рода штучкам и приспособлениям. Каюсь, в дни своей бесшабашной молодости я с энтузиазмом воспринимал все методики «отмышоль». Но, пройдя инициацию, став учеником школы и полноправным завсегдатаем ее тайных собраний, очень скоро эта их привязанность стала меня настораживать. Среди учеников ходили многочисленные рассказы о таинственных оргиях, что возбудило во мне нездоровое любопытство. Мой собственный опыт говорил мне, что общение с крысой доставляет удовольствие без искусственных приспособлений и стимуляторов, была бы в кармане пара монет.
Моя необычная позиция, использование приспособлений не по назначению или не использование их вовсе, а так же постоянное подглядывание за старшими и послужили причиной моего разрыва с «Отмышоль».
Впрочем, отцы основатели, к этому времени в подавляющем большинстве своем покойные, уже не могли корректировать ориентацию своих учеников. Чем и воспользовались эти так называемые последователи, быстро извратив все основные принципы «Отмышоль», и истинная цель – гармония отношений, - была погребена под слоем неграмотных толкований. Остались слегка подгнившая идеология, безграничный романтизм и утопичные мечты о мировом господстве.
Мастера «Отмышоль» всегда любили окружать свою деятельность покровом тайны.
Тайны по самым жестоким, кровавым, зверским элементам отношений вы легко можете найти в любой бульварной газетенке. Журналисты очень любят вынюхивать их и принародно смаковать. Элементы же, связанные с нежностью, лаской, моменты редких контактов с душой мыши – хранятся в строжайшем секрете.
Особенно этим увлекались кельтские общества, издревле тянувшиеся ко всему романтично-таинственному и волшебному. На самом деле эти впечатлительные ребята любили напиться до беспамятства и устроить жуткую оргию, о которой, к счастью, поутру ничего не помнили. Их слуги предусмотрительно успевали спрятать трупы и замыть кровь.
Обряд инициации происходил на кладбище. Разумеется, ночью. Мальчика посылали туда с приказом нарвать крапивы. Когда он набирал некоторое количество искомого растения, из земли появлялись руки, хватали его и утаскивали в могилу. Там обряд инициации и совершался. После чего неофит, разумеется, никогда ни под какими пытками не решался рассказать ни о порядке посвящения, ни о тайнах самой школы.
Все это очень мило, но члены «Отмышольных» братств слегка перестарались. Мне приходится говорить об их власти над крысой туманно, отрывками, потому что я и сам мало что помню. Пили на сходках действительно много. Ничего не фиксировалось письменно. Никаких мало-мальски достоверных доказательств существования «мышиных братств» не сохранилось. Лишь страшные сказки, да наполненные масонской символикой псевдо-детские стишки и песенки, похожие на древние заклинания. Нечего удивляться, что многие из учеников «Отмышоль» сходили с ума, спивались или просто исчезали. А тех, кто осмеливался продемонстрировать какой-нибудь пустячок, доказывающий, что он умеет чувствовать мышь, тут же объявляли еретиками, сатанистами, а в худшем случае – атеистами, и зверски убивали.
Так что мой разрыв с этими обществами я могу считать удачным способом избежать костра.
Сейчас строгость, таинственность и закрытость классической «Отмышоль» вспоминаются с ностальгией. Методы воспитания изменились радикально, особенно после открытий докторов Павлова, Фрейда и Юнга. На работу современных школ спокойно может смотреть только профан, ничего не смыслящий ни в педагогике, ни в психологии, ни во влиянии высших планет.
Венская школа все корчится, переваривая идеи немецких мастеров психоанализа.
Королевская Андалузская Академия не может избавиться от комплекса загнанных в горы сарацинами полудиких вестготов.
Парижская Академия как хватанула при хиппи огромную дозу, так не оправилась и по сей день, демонстрируя ежегодно 14 июля позорные подобия Великой Французской Революции.
Петербургский Университет пытается заставить всех поверить, что он находится немного ближе, чем на краю земли. Усилия в этом направлении постоянно выбивают его из колеи.
Московская Ума Палата слишком занята сборами платы за обучение, чтобы выдвигать какие-либо новшества или просто предлагать свои методики. К тому же, у русских нет никаких проблем с крысами и мышами – они извечные и частые гости в их домах, что сводит проблему натурального общения на нет.
Вот, собственно, и все.
Ведь до сих пор никто не догадывался о том, что у крысы есть душа и тело, воля и разум, честь и совесть, гордость и предубеждение, былое и думы. И главное – неуемное желание дружить именно с человеком.
Все зачем-то искали секретную кнопку и придумывали сотни, тысячи хитроумных приспособлений, чтобы разгадать секрет мышиной души. Секрет предлагалось разгадать силой. Кнопку искали везде, и не всегда во рту.
Некоторые заглядывали с противоположной стороны…(зачеркнуто цензурой)
Часто людей смущают громкие звуки, которые способна исторгать из своих недр возбужденная крыса. Для таких невротиков многочисленные умники советовали применять беруши и специальные резиновые затычки. Причем советовалось помещать эти приспособления крысе в задний проход.
Позвольте, скажет внимательный читатель, а как же в таком случае отношения? Совершенно с вами согласен, при таком, мягко говоря, странном обхождении о нормальных отношениях речи быть не может.
Их и не было.
Так же как невозможно говорить о естественности и расслаблении при подвязывании хвоста к голове. Мне всегда казалось проявлением крайней степени идиотизма всякие попытки искусственно зафиксировать какую-нибудь часть тела крысы. Особенно мешает плохим танцорам хвост. Отчего мешает – мне никогда не было понятно. Моя первая крыса так ловко подворачивала его, что мне и в голову не могло прийти, что хвост может мешать.
В тем большее недоумение привели меня рассказы и советы моих сокурсников по «Отмышоль», как надо правильно подвязывать хвост. Я был обескуражен вопросом одного из моих приятелей: к какой ноге ты подвязываешь хвост – к правой или левой? Далее следовали пространные рассуждения о неравномерном развитии полушарий головного мозга и тому подобная чушь.
Я в замешательстве ответил, что я никогда хвостов не подвязываю. Мое заявление было встречено смехом, а мое предположение о том, что крысам, возможно, и не надо подвязывать хвост, встретили в штыки.
Вскоре я убедился, что все мои новые знакомые – из ненавидимого мною разряда гнусных крысофилов. Их любимый анекдот о том, как вместо хлыстика можно использовать кочергу, вызвал у меня отвращение и тошноту. Конечно, мое отрицание основных постулатов этого общества вызвало всеобщее негодование и горячее желание убедить меня в их правоте на практике… что и было этими приматами тотчас же проделано.
Но продлившиеся до утра практические занятия меня не переубедили, наоборот – я проникся глубочайшим отвращением к приматам с их грубыми манерами и ржавыми кривыми кочерыгами и еще больше утвердился в своей правоте и любви к крысе.
Прошло еще с сотню лет или около того.
За этот срок народились и померли сотни революционеров, были изобретены гильотина и пулемет, но ни шагу вперед в деле установления отношений с мышью сделано не было. Все увлеклись писательством романов и революциями.
В зоопарках обезьяны настойчиво пытались добиться результатов, но и у них ничего не выходило. От малоподвижного образа жизни у обезьян развился хронический запор и ожирение органов, и крысы просто скусывали жир и убегали. Люди же, увлеченные своими дурацкими изобретениями, никак не хотели вглядеться в мышиные глаза, а все больше устраивали народные собрания, тайные кружки макраме, носили на руках оправданных по статье «Шпионаж» и придумывали все новые и новые способы издевательств.
Хотя двигаться надо было в прямо противоположном направлении.
Это направление многократно и авторитетно подсказывали человечеству всякие мудрецы, как мастера «Отмышоль», так и рядовые гении философии и науки.
Об их попытках я уже писал гораздо выше, в самых предыдущих главах, поэтому не буду повторяться.
Особенно усердствовал господин Алистер Свист, но его пронзительные свистки, а также активные пассы руками услышаны не были.
Массы в это время увлеклись темой укладки мыши.
Глава про укладку
Укладка в последнее время стала просто таки манией у всех поголовно поклонников мыши. Одни категорически против этой процедуры, считая, что положение лежа для мыши неестественно и некрасиво. Такие господа предпочитают другие позы, и я их не осуждаю.
Другие почти с такой же пеной у рта пытаются доказать, что укладка и есть самое естественное для мыши положение, и что от того, умеете ли вы укладывать вашу мышь, зависит ваше положение в обществе и ваш авторитет. Знакомясь с поклонником мыши, они первым делом интересуются степенью натуральности их отношений и тем, умеет ли их новый знакомый укладывать мышь.
Способов уложить мышь придумано уже достаточно много, и в основном это предлагается делать с помощью механических приспособлений. Подавляющее большинство обожателей мышей смутно чувствуют, что укладка мыши – некий ключ к ее подчинению.
И тут они отчасти правы.
Лежащая мышь совершенно беззащитна, что прекрасно сама понимает. Готовность лечь в присутствии человека есть проявление совершенного к нему доверия, признания его своим защитником и безопасным существом.
Но если вы начинаете использовать для укладки какие-нибудь приспособления, то в любом случае, будь это просто подножка, Библия или смирительная рубашка, не говоря уже о веревках, цепях и прочих колодках – лишает укладку этого символического смысла.
Не уложить ради отношений, а установить отношения, чтобы уложить! То есть сначала вы должны специальными методами воздействия полностью подчинить себе мышиную душу, и уж потом можете весело посвистывать – мышь ляжет перед вами сама.
Ведь укладка – это не главное в ваших отношениях.
Главное – воспитание. Воспитание абсолютно податливой, готовой на любые жертвы и унижения, счастливой этим самозабвением крысы.
Это – дело абсолютно несложное, и осуществляется оно через игры.
Как я упоминал, и у вас это должно уже было закрепиться в памяти – основой всяких отношений являются игры.
Игры у меня обычно несколько экстремальные, но у меня особая задача культивировать в крысе ее природную гордыню, гонор, жестокость и непримиримость к врагам, ее боевитость, отвагу и особую духовитость. Это очень ценные качества, которые могут помочь мне в приобретении соседних домов и в осуществлении прочих невинных шалостей.
Если мышь спокойна и равнодушна к моим трюкам – значит, мне попалась больная крыса. Спокойствие крысы – несомненный признак ее физиологической полумертвости. Таких крыс я выбраковываю уже при покупке и не имею с ними дела.
Любая здоровая крыса или мышь – всегда энергична, готова кусаться и охотно грызет все что ни попадя.
Для того чтобы крыса начала играть с вами, нужно как можно больше сузить круг ее впечатлений. Подержите ее несколько дней в темной тихой комнате, а потом начинайте посещать ее в этой импровизированной тюрьме – и вы сразу заметите, как озверевшая от скуки крыса будет радоваться вашему появлению и как охотно она станет делать все, что вы ей ни предложите, лишь бы удержать вас рядом с собой подольше. Постепенно крыса запоминает, что вы – главное событие в ее жизни, причем событие приятное. Это ее представление о вас должно постоянно закрепляться с вашей стороны – с помощью игр, вкусной еды и бесконечных похвал.
Признаком безграничного доверия является довольная мордочка, шевеление усами, похрюкивание, готовность лечь по вашей просьбе и спокойствие, если вам вздумалось лечь сверху. Улегшись первый раз, мышь может начать валяться по полу, продолжая таким образом играться. Чтобы этого не произошло, я осторожно придерживаю ее за плечо пальцем, одновременно лаская ее и заговаривая ей зубы.
Лежащая мышь полностью расслабляется. Это упражнение не стоит ей никаких усилий и является чистой воды удовольствием. Чтобы мышь не заснула, я с ней разговариваю. Ласки тоже желательны не настолько мягкие, чтобы она захрапела. Получится, вы уложили ее спать. Но вы же играете, устанавливаете отношения!
Когда мышь охотно ложится по первому требованию, и терпит вас на себе – можно начинать учить ее садиться.
Надо добиваться того, чтобы мышь, лежа с вами, испытывала такое удовольствие, что не желала бы вставать. И когда вы ее поднимаете, она вроде бы и слушается, но ей так хочется продлить эти счастливые мгновения, что она хитрит и полусадится. Из гигиенических соображений выше поднимать мышь и не надо.
Есть еще одна опасность, о которой следует хорошенько запомнить! Сидение мобилизует массу мышц, растягивает выйную и надойную связки, необходимые для полного ассемблера, основательно укрепляет широчайшую мышцу хвоста, малую мышцу, слегка фиксирующую позвоночник и подтягивающую таз, а также огромное количество других ягодичных профундисов, что очень помогает в дальнейшей организации сборов, парадов и прочих пируэтов. Но сидение должно быть строго в соответствии со сроком. Малейший перебор грозит тяжелейшим, хроническим похмельем.
Зато при идеальном послушании и серьезном расположении возможно досрочное освобождение.
Главный советчик крысы во всех ее делах – ее мышечный аппарат. С крысиным телом шутки плохи – самым незаметным перебором можно загубить любую позу, как бы красиво она ни смотрелась и как бы охотно крыса ни начинала в нее ложиться. Почувствовав малейшую боль и напряжение, крысиный аппарат мгновенно отзывается мощной неадекватной реакцией. Иногда после этого приходится избавляться от всей крысы. Я знаю, о чем говорю – многих крыс я загубил именно таким образом.
С тех пор наедине с крысиным аппаратом я чувствую себя крайне неуверенно и всячески страхуюсь, бессовестно заигрывая и ища удобного расположения. Дружба с ним так же важна, как и дружба с самой крысой.
Приметы того, что ваша подопечная правильно расположена к вам, просты – она начинает всюду следовать за вами, а при легком постукивании по полу – тут же ложится у ваших ног. Содержаться крыса должна совершенно голой, чтобы она не стеснялась своей наготы. Бантики, ремешочки, ошейнички и прочая чушь можно будет использовать много позже. Сейчас вы должны ей внушить, что это самое нормальное ее положение – лежа голой на полу попой вверх.
Только после того, как мышь осознанно и постоянно выражает желание быть на вас, рядом с вами, под вами – можно начинать дальнейшее воспитание.
Для этого нужна бездна терпения, такта, абсолютное и глубочайшее знание мышиной анатомии, физиологии и высшей нервной деятельности, а также знакомство с основными методиками психического воздействия и педагогическими приемами.
Ведь вам предстоит полностью подготовить мышь к серьезной, силовой части ее воспитания и образования.
Для того чтобы мышь смогла вполне понимать ваши требования, надо в совершенстве овладеть крысой при помощи языка. Еще Сент-Экзюпери объяснял своим ученикам, что дрессировать надо не самолеты, а пилотов. Со временем человек так овладевает языком, что любая новая знакомая понимает его с первого раза.
Из множества простых, но совершенно обязательных для воспитания элементов, которые не представляют сложности ни для головы, ни для языка (как то: чесание языком, обмусоливание, обсасывание, болтание на предложенные воспитателем темы, наклеивание марок, подход задом к издали зовущему воспитателю, чтение мантр и пр.) в особую категорию стоит выделить переваливание с абсолютно больной задницы на здоровую.
Этот элемент, введенный в обиход еще Евой, имеет абсолютно природное, естественное происхождение. Тот, кому знакомо естественное, табунное поведение мышей, многократно наблюдал, как именно таким способом, то есть громкими и агрессивными выкриками зараженная вирусом мышь отвлекает от себя внимание посягающего на ее мышечный аппарат. Это первое предупреждение посягателю еще до того, как она поставит задние лапы ему на плечи.
От громкости и напора переваливания слишком многое зависит: и сбор, и речевка, и поднятие флага, и особенно настоящая отрядная песнь.
Секрет эффективности переваливания в том, что вы почти полностью лишаете посягающего контраргументов. Он оказывается слишком занят перевариванием информации – и вынужден учиться работать языком или признать свою несостоятельность.
Второй великий эффект переваливания – в разработке плеч. Поясняю. Перевалив все на здоровую задницу, плечи освобождаются для широкого развертывания, горделивого выноса легкого толчка и максимального подъема, при котором сказочно развивается гаммообразная дальнобойная мышца, освобождающая от нагрузки языковую мышцу.
Хорошее переваливание делается только по ветру.
Против ветра плевать нельзя. Ни в трубочку, ни в чью-либо морду.
В первые моменты отработки этого элемента можно провоцировать пилота с помощью разноцветных флажков, беспорядочно маша ими перед его кабиной. Но вообще к провоцирующим методам лучше не прибегать – арест за терроризм может очень затянуть процесс обучения.
Мышь, как и человек – существо чрезвычайно привычливое. Любое провоцирующее действие становится для нее частью элемента, сплавляется с этим элементом в единое целое. При правильном воспитании она будет мгновенно реагировать на любое, самое глупое провоцирующее действие. Например, почуяв запах вашего одеколона, она будет с радостным визгом рваться из клетки, призывно задирая хвост и совершенно инстинктивно падая на колени. Так же возбуждающе на нее будут действовать первые аккорды вашей любимой песни или хлопанье входной двери.
Поэтому внимательно отнеситесь к тому, что будет у вас провоцирующим действием, то есть с чего вы начинаете занятие.
Для успешного и быстрого обучения лучше всего брать молодую, неопытную мышь. В голове у нее должно быть абсолютно пусто – так ваши упражнения быстро и без помех закрепятся и станут законом жизни и образцом, по которому она будет в дальнейшем строить все свои реакции на вновь получаемую информацию.
В психологии это называется выработкой динамического стереотипа.
На сложные комплексные воздействия мозг мышей реагирует как на нечто целостное. От этого привычные действия выполняются быстро, безошибочно и плавно, без ненужного уже сосредоточения на деталях. Это вызывает чувство удовольствия, собственной полноценности и успешности. Поэтому привычку называют заменой счастья.
В противном случае, при переучивании, изменении условий привычка рушится, рвутся налаженные связи в мозгу, что вызывает у грызуна дискомфорт, чувство своей неполноценности и ведет к депрессиям. Любая потеря делает мышь несчастной.
Будда учил, что избавление от привязанности делает существо счастливым.
Я же скажу, что только сильная привязанность к Мастеру и Учителю делает существо истинно счастливым.
Глава очень важная - о пикантностях любви
Здесь мы подходим к самому пикантному моменту.
До сих пор мне удавалось заговаривать вам зубы, ловко обходя молчанием секреты Школы, которые я поклялся никому не открывать.
Дальше выкручиваться будет значительно труднее. Вообще, надо сказать, таинственность и любовь к секретности – не мои изобретения, а традиция, которой я вынужден следовать в силу своей принадлежности к Школе.
Хотя я – еретик и давно уже не признаю никаких правил и норм.
Я презираю мышеловки, Библию и деревянные башмаки. Прекрасно зная самые темные и позорные страницы истории «Отмышоль», в меру сил участвуя в их написании, я стараюсь не забыть, что именно «Отмышоль» была единственной школой в мире, где не было звонков, обедов и директора, и откуда для меня началось глубокое постижение мышиной души. Дома у меня все стены были увешаны похвальными грамотами и наградами моих бывших приятелей по «Отмышоль», которые я или украл, или выменял на бутерброды. И я не стыжусь этих наград, хотя на некоторых из них осталась кровь их бывших владельцев, что сознавать мучительно.
Я честно пробовал оттереть – не получилось.
Самое пикантное во всей таинственности и секретности обучения особым отношениям с мышами в том, что учить-то нечему. То есть, конечно, есть чему, да еще за большие деньги, но эта методика такая невзрачная и неэффективная, что даже как-то неловко ее описывать. Но, раз вы заплатили за книгу, я вынужден сказать хотя бы пару слов.
Секрет естественности отношений – в самой их естественности.
Когда вы встречаетесь с мышью, зная, что вам предстоит воспитать ее так, чтобы можно было связать с ней жизнь – вы должны отчетливо определиться, что же вы в этой мыши любите.
Если вы любите ее формы, накачанные, чисто вымытые, напудренные и надушенные, приятно округлые, свидетельствующие о хорошем здоровье – то ничего не получится. Вы будете пользоваться этими мышцами, пока они не станут слабыми и дряблыми. Вы будете тупо получать удовольствие от обладания, болью принуждая партнершу выполнять ваши прихоти, пока не наиграетесь, и она вам не надоест.
Вполне возможен вариант, что все это мышечное великолепие, восстав против вашего тупого и неумелого владычества, пустит вам кровь, истреплет нервы или заразит дурной болезнью.
От чего бы вы ни умерли – это будет ваша вина.
Если вы любите возможности, которые вам дает обладание этим существом – возможность заработать сутенерством, самоутвердиться и похвастаться перед друзьями, возможность выделиться из толпы, ощутить себя гордым покорителем невинного, благороднейшего и добрейшего существа – то у вас тоже ничего не получится.
Ослепленный гордыней, вы ничего не расслышите, и мышь останется вашим врагом. Любимым, но врагом, для подчинения которого всегда надо будет причинять нечеловеческую боль.
Секрет отношений с мышью в том, что, глядя на нее, надо любить ее всю, какая она есть.
Ощущать ее боль и испуг как свои. Предоставлять ей все удобства. Разделять ее странный взгляд на мир, признавать за ней право быть слабой и глупой.
Мышь ничего вам не должна и не обязана вас слушаться.
Надо отказаться от тупого мужского высокомерия, осознать отсутствие всякого своего превосходства из-за принадлежности к сильному полу. Нужно завоевать ее послушание, став ей понятным и доказав свою любовь готовностью ее понять. Нужно суметь стать частью ее души.
Завоевывать надо не тело, а нечто иное.
Попросту говоря, душу.
Игры – самое верное, беспроигрышное средство получить в полное владение душу мыши. В игре вы устанавливаете шуточные приоритеты, раздаете роли, дурачитесь и импровизируете, исподтишка проигрывая жизненные события и уча крысу правильной реакции на них. Она должна убедиться в вашем редкостном остроумии и энциклопедической эрудированности. Это нетрудно сделать, ведь крысы не читают книг, а употребляют их исключительно для заточки зубов или умягчения своего гнездышка.
Здесь потребуется некоторая наглость и напор. Но, глядя на вашего партнера и замечая его острые зубы, вы быстро достигнете результатов.
При малейшем сомнении обращайте все в шутку, жонглируйте словами и притягивайте за уши любые нелепости, врите и кидайтесь красивыми словами – крысы падки на театральные эффекты. Чем вдохновеннее и несуразнее будет ваша речь, чем больше вы проявите эмоций, тем лучше. Крысы обожают театр и зрелища, яркие наряды, чувственное, со слезой, пение завораживает их и приводит в восторг. Подсознательно помня о превосходстве ангелообезьяны над ними, крысы тянутся к ней как к источнику света и сокровенных знаний.
Но вы никогда не должны показывать ей, что знаете о ее поклонении. Скромность, и еще раз скромность. Ваша ангелоподобность должна слегка просвечивать в вашей светлой улыбке, в ваших жестах милосердия и всепрощения, в вашем ласковом поглаживании крысиной попки.
И только.
Юные, невинные крысы остро чувствуют фальшь.
Играми их чувства быстро притупляются.
Пример – мой Коряги. На самом деле, это на редкость тупой, неопрятный и страдающий косоглазием крыс. Любой человек, повстречав его на улице, не применет брезгливо поморщиться, вслух высказать свою неприязнь к этому хвостатому уродцу и пожелать ему скорой и мучительной гибели. Я согласен - несомненно, он уродец. Но я никогда не покажу свое презрение к нему. Напротив, я буду последовательно внушать ему, что его яйца – верх совершенства, что я – поклонник восточной красоты, буду играть с ним, подставлять под ядовитые резцы вены и тихо посмеиваться.
И он, даже понимая своим возвышенным умом, что я знаю о его честолюбивых замыслах завоевать мир, будет не в силах избавиться от власти моего очарования, и в результате станет моим до мозга костей, от носа до хвоста, и преподнесет мне свое тело и свою душу на тарелочке.
Чем я с глубоким внутренним удовлетворением и смущенной улыбкой и воспользуюсь.
Глава следующая - о правильном сборе
Важнейшим делом образования и воспитания является сбор.
Сбор есть положение мышиного тела, когда она находится в состоянии некоей психологической концентрации, исключительно полной готовности к восприятию информации и ее дальнейшей переработки.
Внешней приметой сбора является крайне сильное подведение ног под корпус и предельное поднятие глаз к потолку.
Внутренней приметой сбора является выражение серьезности на морде – широко открытые глаза, растопыренные в разные стороны усы, исключительно вертикально стоящие уши, чувствуемая воспитателем наощупь и на расстоянии напряженность в спине и плечах.
Сбор – это именно то, чего так страстно желали отцы – «отмышольщики» и чего они так и не добились. Разумеется, при их строгостях и тайнах этого было практически невозможно добиться. С наступлением эпохи всесторонней гласности и доступности платного образования сбор становится повседневной реальностью, что не может не радовать.
Обучение без сбора сильно утомляет и полностью калечит ученика. Объем информации своим неимоверным объемом забивает голову бессвязными обрывками чужих мыслей или наоборот, полностью ее опустошает.
Знатоками естественных отношений ценится исключительно добровольный сбор, когда мышь по первому сигналу непринужденно занимает свое место за партой, готовая в любую минуту, почувствовав неудобство, легко выйти из этого собранного состояния и быстро убежать в ближайший туалет.
Принудительный сбор калечит еще больше, чем полное отсутствие сбора.
Пять минут принудиловки создает проблемы в областях шеи, спины, позвоночника и главных ягодичных мышц. Их можно излечить только расслабляющей вечерней прогулкой в теплой компании и ударной дозой возбуждающих веществ.
Восемь раз по сорок пять минут ежедневной принудиловки в течение восьми – десяти лет обычно делают мышь инвалидом на всю оставшуюся недолгую жизнь. Ни гулянки, ни более радикальные меры не помогают – мышь обречена влачить жалкое существование в хронически собранном состоянии.
Хорошо «отмышоленная» мышь обязательно должна уметь делать элемент кентавро – то есть под давлением Мастера добровольно пройти на задних ногах два – три круга почета. Когда Мастер отвернется – до полки с едой и обратно. Причем никаких, самых мизерных повреждений в ее мышечном аппарате никогда наблюдаться не будет.
В естественном состоянии, на природе мышь зачастую собирается сама. Особенно охотно она делает это весной и ранней осенью, а чаще всего летом, когда испытывает естественную потребность переместиться на место отдыха.
Обычно она собирается в тесной дружеской компании других мышей. Причины этого естественного сбора могут быть самые разнообразные: праздник - свадьба или поминки, пожар или убийство в соседнем доме, внезапное отключение электричества, сильный шум из соседних апартаментов. И, конечно же, давно ожидаемое появление свежего журнала с высококачественными изображениями Мастера.
Вот здесь, в совершенно свободном состоянии, поклонник естественности может без помех наблюдать и досконально изучить все тончайшие нюансы сбора и его исключительно эффективное применение.
Во время громких перепалок, опасных конфликтных ситуаций, дележа журнала полностью освобожденные передние лапы очень пригождаются. Чем устойчивее стойка – тем выше возможность подъема и гораздо больше преимущества в бою. Появляется возможность прицельно бить передними лапами по лицу противника, драть с корнем волосы и рвать уши, пребольно выкручивать нос и щедро раздавать зуботычины и щелбаны.
При боевом природном сборе затылок становится высшей точкой и исключительным местом крепления шляпы или бантика по нескольким основным причинам.
Голова опускается, чтобы закрыть от противника сонную артерию, которую этот самый противник обязательно попытается прокусить.
Голова опускается еще и для того, чтобы предельно натянуть некое мышечное кольцо (сфинктор) и максимально напружинить движения бедер.
Ну, и если на затылке прикреплена шляпка, ее обязательно надо продемонстрировать в наиболее выгодном свете – например, на светском рауте.
Но это к вопросу об общем сборе. В амурных делах расклад несколько иной.
Соблазняя мышь, ее партнер в первую очередь демонстрирует ей не шляпу, а свой сбор.
Делает он это по разным причинам.
Сбор – штука абсолютно статусная. Что-то вроде генеральских погон.
Но генеральские погоны на голые плечи как-то не приколешь. Поэтому приходится демонстрировать нечто более естественное.
Тот, кто никогда не дрался и не закладывал за воротник, не может хвастануть перед барышней сказочными шрамами и военными историями.
Разработанность и многообразие вариантов этих историй, красочность иллюстраций – примета опытного сердцееда и удачливого драчуна.
Низкий по статусу сердцеед, которому однажды указали его место за партой и лишили возможности практиковаться в драках, а так же исключили из списков выпускаемых на улицу, который всю оставшуюся жизнь вынужден каждый день ходить на работу, снизу заглядывая в глаза начальству, – никогда не покажет хорошо оформленного и изданного большим тиражом сбора.
Конечно, он будет заглядываться на обложки журналов, хрюкать и гнуть затылок, будет что-то имитировать и врать – но мышь сразу увидит отсутствие подлинного, блестящего навыка тратить большие деньги, который единственно и безошибочно свидетельствует и о высоком статусе, и о профессионализме в амурном деле.
При этом самые тонкие, непостижимые вам нюансы будут видны мышью с той же отчетливостью, с какой вы видите разницу между одним и другим яйцом.
Это же не недозревшая девочка. Мышь хорошо знает на своей шкурке, где настоящий сбор, а где трепотня по этому поводу. Конечно, она может «дать» и без сбора, когда выбирать особо не из кого, а замуж надо.
Амурный сбор несколько отличается от боевого.
В нем поменьше угрозы и чуть больше одухотворенности.
В амурном сборе нет такого отчетливого подведения зада, скорее наоборот – зад выставлен на всеобщее обозрение, чтобы все могли заметить наисовременнейший мобильник в боковом кармане и толстый кошелек - в заднем.
Когда же партнер чует, что дело на мази и вот-вот начнется, сразу появляется очень хорошее подведение зада ближе к рукам, чтобы вовремя сунуть купюру.
То же происходит и у мыши.
Сначала зад отклячен наружу, а шерсть взъерошена для добавления объема.
Когда дельце выгорает, мышь греет поясницу, которой предстоит серьезно поработать, и готовится залезть.
А вот чтоб аккуратно залезть и незаметно вынуть – надо обладать той же свободой, агрессивностью и мощью, что и в бою за журнал.
От сбалансированности, равновесия и уверенности зависит очень многое.
Мыши бывают разного роста и телосложения. Покрой платьев у них, разумеется, тоже сильно варьируется.
А попасть надо непременно! И с первого раза, не прицеливаясь.
При этом мышь не видит, что происходит внизу. Вот тут опять понадобится виртуозное владение телепатией, зеркала по стенам, максимальная чувствительность пальцев, чтобы быстро ухватить и незаметно сунуть в карман.
Дебютанты и дилетанты, которые сразу лезут мыши под юбку, забывая дать денег, чаще всего мажут.
И оказываются и без мыши, и без кошелька.
Кроме драки и любви, существует еще множество ситуаций, где может проявить себя природный сбор. Но я полагаю, и так достаточно.
Отмышоленная мышь должна работать в сборе добровольно, который есть следствие осознание мышью преимущества обладания задом и ношения шляпки на затылке. Мышь невероятно чутка и умна. Все преимущества сбора она быстро понимает сама.
Когда она договаривается о некотором проценте от сбора, ей все становится легко.
Движения, в обычной жизни расхлябанные, переполняются живой и зовущей энергетикой.
На улице сбор дается достаточно просто, но основывается на сложных вещах.
Во-первых, надо заранее аппелировать к разуму местных стражей порядка, к их феноменальной способности стричь купоны.
Во-вторых, формы мыши должны быть в той кондиции, которая бывает у свободно живущей деревенской мыши.
Деревенская мышь имеет возможность много энергично работать. В естественных условиях случаев, когда мышь использует естественный сбор – великое множество.
Во время детских игр и подростковых выяснений отношений, драк за девочку и разборок с врагами из параллельного класса, во время флирта и акта любви, запугивая или приветствуя, удивляясь и гневаясь, интересуясь и стараясь рассмотреть получше, мышь встает на задние ноги, выполняя то, что в «Отмышоль» называется свечкой, стремой, цимусом, наливадой и т.д.
Лишение ее этой природной возможности страшно ослабляет и лапы, и зрение, и слух. А лишают ее из страха, что она выкинет что-нибудь ценное. Со вставанием на задние лапы борются всеми средствами: резиновой дубиной по голове, линейкой по пальцам, ловкой подсечкой и подобными глупостями.
Причина в том, что вставшая на задние лапы мышь абсолютно неуправляема. В такой позе она способна дотянуться до самых неожиданных мест вашей квартиры и вашего организма. «Свечки» по большей части вызывают у людей ужас, считаются чем-то запредельным, огнеопасным, свидетельствуют об огнепоклонстве или страсти к поджогам. Были изобретены даже керосиновые лампы, а затем и электрические фонарики, которые в ходу и по сей день.
На самом деле – все иначе.
Движение на задних лапах – естественно, гармонично и необходимо для мыши.
Если воспитатель или пользователь боится того момента, когда его мышь приподнимается на задних лапах и тянет к нему нос, то ему нечего рядом с ней и делать.
По этой причине с мышами так мало занимаются. «Отмышольное» воспитание без стояния на задних ногах – нереально, так как большая часть фигур «Отмышоль» основана на полной привычливости и мощной накачке задней части мышиного тела.
Подобную накачку можно увидеть у мышей, содержащихся у чемпионов по армстерлингу, пичкающих своих питомцев анаболиками и стероидами.
В условиях отсутствия специальных таблеток мышь учат сначала простой «свечке», а потом постепенно и «кентавро» - проходке на двух ногах.
Как именно мышь будет подниматься и ходить – вперевалку или виляя задом, подпрыгивая или приседая – на первых порах неважно. Главное – объяснить мыши, какие сказочные преимущества она получает при сборе. Пронюхав, что в сборе она получает лакомства, похвалу, разнузданные и веселые игры, множество приятных покупок и прочих удовольствий, она уже ни за какие коврижки не согласиться передвигаться на четырех лапах. Она начнет предлагать сбор во всякое время дня и ночи не из желания выслужиться, а просто сообразуясь с собственными потребностями.
По-настоящему преимущества сбора мышь понимает, когда знакомится с первым клиентом. В эту тяжелую (будем откровенны) минуту она легко соображает, что только состояние постоянного сбора дает ей возможность терпеть этого типа рядом с собой.
Мышь, воспитанная мной, любит сбор, так как понятия не имеет, что собирать могут и с нее. Кроме того, она остается свободной и в любую минуту может отойти порасслабляться, а я обязан уважать это ее право.
Что я и делаю.
Сбор не может длиться дольше, чем этого желает сама мышь. Тогда он становится ее личным делом и инициативой.
А что происходит в обычной жизни?
Сбор достигается болевым воздействием сзади и сильным болевым ограничением спереди, особенно во время массовых гуляний и драк стенка на стенку. Любая попытка мыши выйти из сбора немедленно пресекается или противной стороной, или даже своими же товарищами.
Причем и те, и другие воздействуют одинаково мощно и разрушительно.
Нет в мире такого гения, который может точно почувствовать усталость мыши и распустить собрание. Отвращение к сбору прививается с самого раннего детства.
Средствами принудительного сбора частенько становится звуковое воздействие. Люди, эти известные своей крайне развитой соображалкой животные, быстро усекли, что мыши исключительно чувствительны к звуковым колебаниям. Чем эти двуноги приматы не преминули воспользоваться.
Именно для принудительного, оглушающего и одуряющего своим диссонансом сбора человечество и изобрело музыкальные инструменты.
Хотя вряд ли. Человек, как и его родственники-обезьяны, всегда был склонен к бездумному тупому подражанию природе. Первым музыкальным инструментом мы можем считать палку, которой первый додумавшийся до такой дикости примат ударил по стволу дерева, решив последовать примеру дятла. Разумеется, этим крайне неумным и неосмотрительным действием человек растревожил мирно работающих в своем улье диких африканских пчел, которыми и был благополучно закусан до смерти в каких-нибудь десять минут. Но начало звуковой агрессии было положено.
Никогда не стремившиеся учиться на чужих ошибках, но всегда готовые с энтузиазмом воспринять любую дурь своего соплеменника, прочие человеческие примитивы быстро образовали первую в доисторическом мире рок-группу и положили начало музыкальной истории человечества, с таким восторгом преподаваемой сегодня в консерваториях молодым, эрудированным, но в моральном плане недалеко шагнувшим от своих небритых предков музыкантам.
Первые инструменты, обычно изготовляемые из подручных материалов, так-то – костей врагов, засохшего тростника, изгрызенных ложек, - благополучно утонули в Лете28, частично стараниями грозных правителей29, частично в результате постоянных разрушительных набегов соседних племен. К сожалению, саму музыку, этот пережиток варварства, изжить так и не удалось. До сих пор барабаны всех мастей, дудки, литавры, мегафоны и даже собственный голосовой аппарат широко используется человеком для увеселения, возбуждения и, разумеется, для жестокого насильственного сбора.
Громкие, грубые, всегда внезапные и не к месту, эти так называемые звуки, эти истошные вопли неизменно приводят к сильнейшему сокращению всех частей чувствительного мышечного аппарата. Мышь насильственно сгибается, съеживается и поспешно занимает отведенное ей человеком место, полная несбыточных надежд, что эта пытка наконец закончится.
Она заканчивается. До следующего сбора.
Глава следующая - о посадках
После того, как крыса стала вам беспрекословно доверять и изъявила горячее желание беззаветно отдать вам свою жизнь и честь, вы должны позаботиться о том, чтобы она послужила вам достаточно долго – столько, сколько вы планируете ею пользоваться. И здесь на первый план выходят некоторые механистичные элементы.
При общении с крысой очень важна правильная посадка. Шаг вправо, шаг влево должен бы караться немедленной и недвусмысленной смертью мучителя, потому что неправильная посадка сообщает мышиному позвоночнику крайне неравномерную нагрузку, вследствие чего мышь начинает испытывать исключительное неудобство и в конце концов – слепнет от адской непрекращающейся боли в спине.
Как известно, в природе существует три вида посадки – с зазором, с натягом и переходная, или общего режима, строгого режима и условно.
Посадка с зазором, самая традиционная и широко используемая, применяется тогда, когда фактический размер вала намного меньше размера отверстия. Такая посадка наименее утомительна для мыши и позволяет использовать разнообразные приспособления для улучшения мышиного самочувствия. При такой посадке даже из рук вон плохо обученные поклонники «Отмышоль» свободно демонстрируют все фигуры своей тайной школы, да так тайно, что никто их не замечает. Большинство предпочитают именно такую, очевидно приятную во всех отношениях, очень легкую в исполнении посадку.
Иногда, если зазор слишком велик, так что вы рискуете немного потеряться на пути к своей цели, используется усадка. Усадка может быть согревающая или наоборот, охлаждающая. Вы должны уметь безошибочно выбирать единственно правильный способ усадки, потому что любая ошибка приведет к форменному восстанию совершенно оскорбленной в своих самых лучших чувствах крысы и вашему немедленному позорному падению с бронзового пьедестала ее сокровенного друга. Усаживать, то есть несколько уменьшать зазор посадки, можно феном, примочками со льдом, горчицей – или просто-напросто обмотав вал полотенцем.
Посадка с натягом, как вы уже понимаете, гораздо более трудоемкая. Здесь очень широко применяются различные разогревающие подвижные игры, а также некоторое подмазывание, в основном натуральными маслами. Мыши особенно любят дорогие духи, розы, а также розовое масло. Применения обычного избитого вазелина или даже ароматизированного мыла настоятельно не рекомендуется из-за возможности загрязнения. К тому же мышь может принять это как намек на ее некоторую нечистоплотность. Качество сопрягаемых поверхностей должно отличаться минимальной шероховатостью. Вы должны стараться по мере возможности избегать любых неприятных, могущих повлечь за собой недопонимание или малейшие разногласия тем. Самая часто употребляемая для улучшения сопряжения тема – английская погода. Замечено, что обсуждение английской погоды исключительно благотворно сказывается на отношениях, значительно повышает их естественность и непринужденность, и легко подводит вас к дальнейшим действиям.
Очень хорошо зарекомендовали себя аромотерапия, иглоукалывание (по канону Калиостро), применение разогревающих средств вроде высококачественного алкоголя в кресле возле камина и романтизирующей обстановку живой музыки. Курение конопли и жевание пейота не рекомендуется из-за крайне нежелательных побочных эффектов. Вы рискуете начать на одной мыши, а закончить на другой. По своему опыту могу сказать, мало кому это нравится.
Посадка с натягом – мощная, жесткая, требующая от мыши прекрасной подготовки и развитой мышечной системы. Малейшее отклонение – и ваша мышь будет покалечена на всю жизнь. Поэтому такая посадка требует долгих, иногда многолетних, тщательных предварительных тренировок.
Но это того стоит! Некоторые пары настолько увлекаются неожиданными, мощными ощущениями натяга, что уже не воспринимают другие посадки. В результате они полностью выпадают из общественной жизни, все время проводя у камина, на занятиях фламенко или в круизах по тропическим островам. Впрочем, общественная жизнь от их отсутствия отчего-то совершенно не страдает.
Наибольший простор для творчества дает, несомненно, переходная посадка, когда у вас появляется исключительная возможность быть то сверху, то снизу. На такие рискованные эксперименты решаются обычно только очень хорошо подготовленные, с огромным опытом пары. Мышь должна быть соответственно физически натренирована и морально готова к вашим нетрадиционно повышенным запросам. Предложение поменять позу никогда не должно становиться для нее неприятной неожиданностью. Вы должны подвести ее к этой экстравагантной мысли исподволь, чтобы она не восприняла это как нечто загранично-чужеродное. Переход должен осуществляться в спокойной игривой атмосфере полной темноты, максимальной расслабленности и исключительного доверия. Недопустимо применение каких-либо пыточных спецсредств и даже слабых болевых приспособлений. Главное – большая концентрация веса в бедрах, абсолютный сбор, который открывает легкий и достаточно быстрый путь ко всем элементам школы.
Конечно, найдутся умники, которые будут талдычить вам об эффективности применения некоторых интересных болевых приемчиков, напирая на их мгновенный эффект и ненужность длительного подготовительного периода. Но мы-то с вами уже знаем, насколько разрушительно для мышиной психики оказывается эта преступная спешка! Низкоразвитым приматам несомненно гораздо легче просто скрутить мышь в принудительный сбор и быстро удовлетворить свои амбиции царя природы. Всякое по-настоящему полное моральное и физическое удовольствие при этом методе совершенно отсутствует. Да его и не может случиться при исключительном игнорировании всяких интересов и потребностей мыши!
Поэтому я не стану здесь распространяться о том, какие именно приспособления и средства дегенеративно используются при некоторых элементах посадок.
Вы о них уже наверняка наслышаны, но их использование – совершенно безграмотно, предельно жестоко и бездумно.
Самая лучшая, быстрая и продуктивная посадка производится обычно весной, после того, как грунт согреется и просохнет. Когда дневная температура установится выше 20o по Цельсию, микроорганизмы начинают быстро размножаться и активно приступают к своему жизненно важному делу – производству гумуса. Именно тогда корни, непосредственная основа нашего материального существования, единственное, что связывает нас с нашими далекими доледниковыми предками, начинают бурно расти. Многочисленные наблюдения большого количества естествоиспытателей во всем подлунном мире доказали, что при наличии тепла, влаги и питательных веществ корни развиваются исключительно вширь и вкось. Правильная посадка феноменально быстро приносит свои так горячо ожидаемые плоды.
Каюсь, в свое время я тоже испачкал руки, ради удовлетворения исключительно животного инстинкта познания занимаясь всякого рода посадками. Но вскоре, после целой серии катастрофических для моего самолюбия неудач, я убедился, что никаким так называемым испытателям верить категорически не рекомендуется. Эти хронические неудачники закапываются в землю, пытаясь удовлетворить свои смехотворные амбиции, при этом совершенно забывая о главной цели всей своей никчемной жизни – естественности, свободе и правильных отношениях с мышью.
Я почти не описываю здесь реальную технику посадки. Это невозможно по причине нехватки чернил и бумаги. При желании я мог бы написать не один том, подробно описывающий каждый элемент.
Я лишь объясняю принципы правильного отношения, в котором, конечно же, самым потрясающим образом раскрывается вся сила, вся талантливость, вся интеллектуальность мыши.
При одном воспоминании об этом божественно просветленном, исключительно благородном и в высшей степени разумном существе всякие мысли о мертвой, механистической науке о посадках пропадают из головы сами собой. Только при полном самозабвении, тончайшей настроенности на малейшие колебания самых тонких фибр мышиной души, при абсолютной сосредоточенности разума, тела и глаз в одной точке во Вселенной, то есть – (густо замарано цензурой), вы можете рассчитывать на в некоторой степени благополучный и даже удовлетворительный исход ваших действий.
Все, о чем я здесь пишу, на самом деле считается самым запредельно сложным. Для обучения и исполнения элементов школы на мышь принято навешивать километры кружев и килограммы грима.
Я делаю все то же, но мышь остается совершенно свободной. Что ни в малейшей степени не говорит о моей гениальности или хотя бы талантливости. Напротив, я уверен, что мире было, есть и будет великое множество людей, гораздо более талантливых и обладающих гораздо большими способностями, чем ваш покорный слуга.
Но так как они по своей потрясающей скромности упорно молчат о своей гениальности и не спешат обнародовать свой бесценный опыт и воспоминания о своих близких контактах с королями и президентами, я волей-неволей оказываюсь в центре общественного внимания.
Речь – о гениальности мыши, о ее потрясающих способностях к исполнению запредельно сложных элементов без всякого напряжения, без всякого принуждения и даже без малейшего насилия. Когда отношения с мышью выстроены на нежности и уважении, она становится предельно чуткой и возвышенно легкой в каждодневном общении.
Мышь действительно гениальна своей способностью преодолевать жуткий межвидовой барьер и легко и непринужденно вступать в межвидовой контакт.
Дело воспитателя – всего-навсего облегчить ей этот подвиг, на который она героически отважно идет только из врожденной нежности, всемерного уважения и патологического желания дружить.
Глава третья с конца – припомнить все
Талант – страшная штука.
Иероним Босх был чертовски талантлив, его картинки вот уже пятый век будоражат сознание верующих, атеистов и просто людей с воображением и являются мировым бестселлером.
В конце концов, именно он является почетным профессором кошмаров, и именно он изобрел жанр сюрреализма, жанр такой соблазнительный и успешный.
Именно Босх выяснил, что пятна краски образуют на бумаге замысловатый узор. А разглядывать рисунки читателям всегда интереснее, чем какие-то там буквы. Особенно если это буквы незнакомого алфавита.
С его легкой руки сложные, замученные тещами, любовниками и кредиторами люди, державшие в руках толстые пачки акций крупнейших компаний – предстают весело танцующими под трубы Страшного суда скелетиками с дырками в голове и клизмами в задницах.
И уже так навсегда остаются в истории, потому что сынок потомственного художника помимо колоссального таланта имеет еще и некий статус первоисточника. Статус, кстати, весьма сомнительный, ибо ни одного из изображенных на его картинах демонов Босх никогда не видел.
У него, правда, было время пошуршать старыми свитками и послушать писк бегающих среди них мышей.
Но не более.
Тем не менее юный красавчик Люцифер, любимец и правая рука Творца, тот самый Люцифер, который в реальности смог своими вдохновенными речами и своим мощным авторитетом увлечь за собой треть ангельского войска, представлен у вруна Босха в виде какой-то и вовсе неправдоподобно фантастической мрази.
Таким сатана и остался в истории.
Его настоящее лицо, его подлинный образ уже никому не были нужны и ни для кого не представляют интереса, ведь очень талантливый Босх предложил образ куда более смачный и соблазнительный – образ дикого развратника и шизоидного кровопроливца.
Так вот талантливые люди умеют превратить белое в черное.
Волшебная сила искусства.
История обычно скучна и неинтересна. Бесконечные сражения, калейдоскоп сменяющихся на престолах царей, мутные волны иноземных завоевателей, бунты, свадьбы, мор… для того, чтобы переварить все это, а потом выдать на-гора в более-менее пристойном виде, рассказчику требуется немалые способности. И разумеется, умение приукрасить действительность.
Для приукрашивания обычно используют два ингредиента – красную кровь и розовые сопли. Кровь – для живописности, сопли – для смягчения акцентов и замазывания явных огрех. Замешивают на этих жидкостях свои якобы правдивые повести, дают настояться, а потом выливают в уши доверчивых слушателей.
Поэтому я так ненавижу историю. От нее за версту несет протухшей мертвечиной. Никакой дразнящей свежести только что пролитой, еще теплой крови, никакого аромата пудры. Только скрип пепла на зубах.
Но обыватель охотно поглощает это дикое варево. Правдивость ему не нужна – нужна балаганная красочность и пафосный настрой. И чем древнее времена повествования, тем лучше.
Кроме надуманных и напыщенных исторических повествований, существуют еще милые сказочки, служащие якобы для развлечения детей. На самом деле эти повести пострашнее описаний вроде бы реально состоявшихся битв и убийств монархов.
Сказки – плод тысячелетнего опыта древнейших народов, иероглифы погибших миров, воплощенный первобытный ужас перед загадочной жизнью и первобытная надежда на воцарение мирового хаоса.
С рождения я отличался крайне беспокойным нравом. Говорили, что причиной этому была досадная случайность – как-то матушка, шагая со мной по комнате, наступила на мышь и выронила меня. Я упал и ударился головой об пол, заодно задавив несчастное животное. С тех пор я начал кричать и подергиваться одной половиной тела.
Нянюшек у меня сменилось немало. Они отказывались быть со мной после первого же укуса. Наверно, уже тогда я примерял на себя роль мышиного партнера.
В результате, к семи годам я был крайне издерганным, истеричным и неуравновешенным ребенком. Просто копия того, что сидел у Алистера Свиста в песочнице.
Но вскоре все волшебным образом переменилось.
Одна из нянь, укладывая меня спать, решила вдруг соригинальничать. Как обычно, она прикрутила меня за руки и за ноги к кровати, но вместо того чтобы просто положить мне на лицо подушку, чтобы заглушить крики, уселась рядом, достала из корзины с рукоделием книжку и принялась читать вслух.
Так я впервые услышал сказку о Золушке.
Разумеется, в каноническом изложении, на старомышотском.
И почти ни слову не поверил.
Я слушал о сложностях процесса превращения девочки в женщину и думал, куда же в конце концов девались мыши.
История людей меня совершенно не тронула. Я их там попросту не заметил.
Гораздо больше меня заинтересовала история мышей. В книжке сказано, что сначала их превратили в лошадей, и они были вынуждены испытать все ужасы лошадиной жизни. Подушечками лап они почувствовали адскую боль от забитых в копыта гвоздей. Хвосты оказались купированы по самое не балуй, на серой шкурке перекисью водорода были выжжены яблоки. Глаза закрывали пилотские очки канонической Сент-Экзюперийной формы, полностью ограничивающие всякий обзор. Рот разрывал железный пелям, одновременно бьющий по зубам, а псалии защемляли усы. Их стегали длинным хлыстом с привязанной на конце гайкой М12 по натертым седлами спинам. Изо рта у них обильно текла пена вперемешку с кровью и соплями. Напрягая все мышцы своего измученного тела, они тащили перезрелую карето-тыкву, лишенные всякой возможности сношаться. К великому своему ужасу, мыши почувствовали себя меринами!
Когда, все в холодном поту и пене, они дотащились до дворца, их передали во власть пьяному конюху, который, подгоняя их лопатой, не отвязывая от кареты, повел на задний двор, где сунул им корыто перебродившего овса. Из-за тяжелых подков на лапках они были лишены возможности есть ложкой. После насильственной трапезы, отказав в питье, их прикрутили за головы к коновязи, и они были вынуждены мочиться под себя и облегчаться в мешочки, привязанные к обрубкам хвостов. К полуночи у них оказались совершенно изуродованы рты, разорваны в клочья легкие, стерты до основания суставы, а головы с похмелья гудели как чугунные. С каким облегчением, хромая и постанывая, вынимая из лапок ржавые гвозди, бросились они в свои норки, едва пробило полночь!
Но это был еще не конец. Золушка, увлеченная своей карьерой, даже не вспомнила о мышах-труженицах, положивших для ее успеха все свое мышиное здоровье. Мыши вернулись домой, в кладовку, где и погибли от полученных тяжелейших травм и плохого обращения. Перед моим мысленным взором ярко, во всех подробностях предстала гибель всех шести мышек, одной за другой… (несколько страниц рукописи бесследно исчезли).
Я так увлекся этими образами, что начал дергаться и второй половиной тела, отчего стал похож на всех прочих детей.
Моя няня была приятно удивлена моим нормальным поведением и, одушевленная положительным опытом, принялась каждый вечер читать мне сказки одна страшнее другой. Я слушал, впитывал, переваривал, трясся в нормальной частоте…
Так, еще не подозревая об этом, я вступил в свою жизнь с мышами.
С тех пор вольная переработка сказочных сюжетов стала для меня своего рода хобби, постоянным приятным времяпровождением.
А наблюдение за живой, непоседливой, вечно возбужденной мышью служило для этой переработки нескончаемым источником вдохновения.
Глава предпоследняя - о проблемах содержания
Судя по описанию братьев Гримм, мыши мучились недолго. Боевая троица – мамаша и две ее дочки, - вероятно, отвела на них душу.
Тем более что у мышей был свой домик в саду, подаренный им феей, оформленный на них, как и положено было по всем крючкотворным правилам средневековой Европы.
Соблюдая правовые нормы, отобрать его можно было лишь у мертвого или обвиненного в ереси.
А дом был хорош. Вспоминая статуи, вырезанные Бараттой30 из паросского мрамора, кружева чугунной ограды, окутанный дымкой бассейн посреди атриума, и особенно молодых длинноногих стражников с тяжелыми алебардами, сторожившими покой обитателей этой великолепной жемчужины усадебной архитектуры, я всегда испытываю с трудом выносимую зависть. Тем более что мышам абсолютно безразличен уровень эстетизма их дома.
Красота здания говорит лишь о благородном происхождении тюремщика и уровне его эстетических запросов, но никак не о привычках или желаниях узника.
Это, к сожалению, нисколько не умаляет заслуг феи как основоположника идеологии правильного обхождения с домашними животными, когда все должно служить удовлетворению потребностей тюремщика.
Она не во всем была права, как я полагаю, но начало положила прекрасное.
Более того, место содержания мышей должно быть культовым сооружениям – по части некоей ненужной роскоши, и по избытку эстетизма. Здесь тюремщик имеет возможность выделиться среди убогих соседских домишек и заявить на всю деревню о своем материальном превосходстве.
Возможно, фея просто эпатировала общественность, но она была искренна в желании обеспечить мышам комфортную жизнь.
Как существо высшего порядка, она презирала людей, хорошо чувствовала их животные наклонности, судя по всему, они передавались и ей – и она искала применение своей высокой чувственности вне общества людей. Похоже, фея предпочитала гномов.
На самом деле, говоря о доме для мышей, я должен еще раз честно предупредить, что все, что вы ни будете делать для услаждения чувств и облегчения домашней работы, мышью никогда не будет оценено.
На отношения с мышью никак не может повлиять ни стоимость облицовочной плитки в бассейне, ни температура забортной воды, ни марка кондиционеров и моющих пылесосов, ни процент титана в решетках на окнах, ни величина диагонали телевизоров.
Это все чисто человеческие забавы, к которым всегда будет равнодушен тот, ради кого все это великолепие и покупается, но чей настоящий дом – рынок и магазин.
Тем не менее – во все времена до сего дня люди безумствуют, возводя и украшая дома для мышей.
Сохранившимся до наших дней образчиком человеческих представлений о мышином доме навсегда останутся покои в Альгамбре31.
Это действительно феноменально красивое и поразительно пышно декорированное здание. Своды, кажется, вот-вот обрушатся от тяжести ажурных, непередаваемо прекрасных и изысканных резных украшений, раньше покрытых золотом, но после захвата Альгамбры католическими фанатиками ободранных и теперь белоснежно обнаженных. В самый жаркий день, когда под беспощадным испанским солнцем плавятся камни, а старинные тисы источают тяжелый ядовитый запах перегретой смолы, здесь, в полутемных комнатках, облицованных синими изразцами, тихо и прохладно. В центре каждого помещения тихонько журчит небольшой фонтан, вода струится по каналам, как по жилам спящего тела. Королева Испании, войдя завоевательницей в этот земной рай, была так очарована им, что повелела ничего не разрушать и вообще похоронить ее здесь. Что и было ее поданными охотно исполнено, как только подошло время.
Легко представить себе, как по тесным темным проходам, шурша и чавкая сношенными шлепанцами, тащилась толпа закутанных в разноцветные тряпки и увешанных побрякушками людей, как поблескивали сквозь звездчатые решетки глаза юных узниц, как слуги долго протискивали в дверной проем разбухшее и смердящее мертвое тело, замотанное в пропитанные неизвестно чем простыни...
Тем не менее, этот великолепный дворец, навевающий сладкие воспоминания о ночах Шахрезады32, не является моей собственностью и поэтому не может быть назван идеалом. Золото со стен давно уже бесследно исчезло, так же как подушки и ковры, некогда щедро разбросанные по мраморным полам покоев. Слуг тоже не видать… толпы любопытствующих туристов совершенно лишают посетителя возможности насладиться тишиной и поэзией этого исторического места. Пафос пафосом, но жили здесь мыши взаперти.
Я совершенно не собираюсь терять время на воздыхания по поводу полутемных узких коридоров и забранных богатыми решетками окошек. Суть от моих вздохов не меняется. Нет другого способа обеспечить мышам жизнь, здоровье и безопасность, кроме как заперев их в специально возведенных и укрепленных покоях.
Другое дело, что сбережение ее здоровья в таких невыносимых условиях – отдельный, тяжелый труд, требующий массу денег и нервов.
Здесь можно бы было, опустив руки под стол, начать вспоминать разные виденные у других покои, специально оборудованные для встреч с мышами. Благо это нетрудно, так как посещать подобные заведения пришлось немало. Но в деле воспитания и содержания мышей у других ничего, кроме маразма, не наблюдается.
Ведь у всякого существа дом – место наибольшей безопасности и комфорта.
У мыши же за все три тысячи лет дом был местом особого мучения.
Если в поле мышь имеет хоть какой-то малюсенький шанс хотя бы на минуту забежать в кусты и отдышаться, то в дикой душной тесноте квартиры мышь совершенно беззащитна перед человеком.
Здесь-то человек и царствует над ней безраздельно! Ведь именно здесь человек практикуется в домашнем садизме.
Шизоидность этих практик невероятна, но я сделаю вид, что совершенно не намереваюсь потешаться над ними, так как побудительной причиной все-таки были намерения вылечить или облегчить страдания.
Закачивания мышам спирта без закуси, насильственное скармливание манной каши на молоке, постоянные кровопускания и повторяющийся вечным рефреном клистир – это еще самые невинные из домашних забав того времени.
Популярные лечебники советовали излечивать расстройства желудка с помощью растворенной в водке соли. Есть и другой рецепт: «Напустить за шиворот пчел, чтобы своими укусами они взбодрили и придали движениям живости».
Если водка и пчелы слишком оживляли, за уши ставили пиявок.
Я особо не выискиваю казусов, я просто выуживаю из памяти первые попавшиеся образы и наугад тыкаю их в свою книгу.
Я вполне допускаю, что некоторое количество ошибок должно было быть совершено, прежде чем медицина стала настоящей эффективной наукой по скорейшему выпроваживанию живых на тот свет. Смущает лишь то, что на протяжении примерно тысячи лет рецептура не менялась. Похоже, и врачам, и пациентам нравилось. Пришлось этим вопросом заняться вашему покорному слуге, и сдвиги сразу стали видны невооруженным глазом.
Медицина отчего-то топталась на месте, довольно точно отражая общественные представления о мыши как о существе легко умирающем и в общем-то расходном, из века в век повторяя ахинею о кровопускании, пиявках и закапывании в горячий песок.
В сегодняшнюю мышелечебную практику ничего из опыта трех тысяч лет вообще не вошло, к сожалению.
Пусть побуждения идиотов старины, засовывавших клопов в пенис, вероятно, были самыми благими. Однако поражает, безусловно, маниакальность, с которой врачи прошлого в каждую увиденную ими задницу норовили закачать хоть что-нибудь. И маниакальность повторения этих картин в моем воображении поражает меня самого в том числе.
К сожалению, мышиный дом — был и местом применения иной изобретательности человека, куда более постыдной.
Человек всегда стремился улучшить мышь, всегда стремился подогнать ее пропорции и внешность под определенные моды.
Например, во времена Леонардо да Винчи повсеместной была дикая мода на выбривание бровей, лба и шеи, чтобы сделать морду мыши как можно менее походящую на лицо живого существа. Огромное количество свинца шло на изготовление свинцовых белил, отчего мыши не только получали призрачно-белые маски на лица, но и травились этим ядовитым металлом.
Весь девятнадцатый век бредил тонкими талиями, и мышиные тела с нежного детского возраста немилосердно утягивались корсетами, что приводило к анемии, атрофии легких, частым обморокам, таким уместным в романах, и таким опасным в действительности.
Новые времена ознаменовались повсеместной «энглизацией» мышей. Им обрезали хвосты, сначала просто ножницами, потом была изобретена гильотина, которой живой хвост легко отрубался, хотя все знали, чем забавы с гильотиной заканчиваются и сколь они опасны. Известно было, что от применения гильотины «делались опасные припадки, и часто неприметная порча, до самого мозгу доходя, причиняет смертельное ротосведение или следует антонов огонь, при котором кормная кишка от коротьбы хвоста вон выходит.»
Добавлю, что происходило не просто отрубание хвоста с раздроблением целого отдела позвоночника, а зачастую ампутация ненужного органа аж до самых ушей.
Чтобы добиться этого, судя по описанию Рабле, который, надо отдать ему должное, ужасался предлагаемой процедуре и никогда ее вживую не видел, мышь привязывали к специальной доске таким образом, чтобы туловище оказалось по одну сторону колодки, а хвост – по другую. Это обеспечивало более-менее точное попадание лезвия гильотины на нужный позвонок.
На Востоке обходились менее дорогим, но и менее надежным способом – отрубанием топором.
Обрезание практикуется, кстати, до сего дня.
У евреев.
Ладно, хвосты.
Но нет ни единого места на теле крысы, которое не было бы изуродовано ей самой или ее приятелем либо в угоду моде, либо собственной серости, либо коммерции.
Некоторое время назад мода на «яблоки» захлестнула мир мышиных поклонников. То, что некоторые неграмотные пользователи выдают за признак хорошего содержания и питания на убой, на самом деле является сезонными проплешинами в шерсти линяющей мыши.
Увлеченные тщеславным желанием похвастаться перед такими же как они уродами, многие пользователи выщипывают шерсть на боках и задних лапах своих питомцев, пытаясь сымитировать «яблоки».
Еще более идиотским является выбривание крысе на голове полоски для того, чтобы там вырос хохолок. Применение же бигудей и щипцов для придания шерсти эффекта курчавости или волнистости – вообще отдельная тема для большой, богато иллюстрированной главы…
(Несколько листов рукописи утеряно)
На свое несчастье, мыши имеют обыкновение обрастать шерстью.
Порой достаточно густой и длинной.
При домашнем содержании шерсть создает окружающим массу неудобств.
Ее дольше и тяжелее чистить. Вспотевшая мышь сохнет очень долго. Постоянно выпадающие шерстинки оседают на все предметы вокруг, забивают канализационные стоки, портят внешний вид мебели, намертво запутываются в коврах. Убирать апартаменты длинношерстной мыши – сущее мучение. К тому же, в длинной шерсти легко заводятся вши и блохи, которые не только заставляют мышь постоянно отвлекаться на почесывания, но и служат переносчиками опасных заболеваний.
Шерсть, в общем-то, не слишком украшает, скрывая совершенные мышиные формы, что называется, «простит». Мыши всячески убирают отросшую шерсть, зачесывая ее на спину и закрепляя всяческими хитрыми приспособлениями. Особенно сильно отросшую шерсть разделяют на пряди и заплетают, как это делают обыкновенно с веревками.
Сейчас мышей стригут, безболезненно и быстро. Придумано двадцать, по меньшей мере, фасонов стрижек. Но до изобретения ножниц дело обстояло совсем грустно.
Стоит напомнить, что длинная шерсть во все времена использовалась в приобретении и сохранении магической силы. Поэтому длинношерстные мыши считались более опасными, чем короткошерстные. И христиане, понятное дело, не могли с этим мириться.
Для очистки совести была придумана теория о том, что длинношерстные мыши - слуги нечистой силы. И началась повальная, азартная и очень увлекательная – с точки зрения вообще склонных к такого рода болезненным забавам христиан - охота на ведьм. Пойманных с поличным, то есть со слишком отросшей шерстью мышей приводили в дом главного шамана, называемого у христиан священником, привязывали к вертелу и на короткое время подвешивали над открытым огнем. Комнату немедленно окутывал едкий удушающий дым, и воздух наполнялся характерным запахом паленой шерсти. Вот так, в смраде и дыму, их лишали отросших волос, и заодно вшей и магической силы.
Постепенно человеческое воображение доросло до использования острых кремниевых пластинок. Этими совершеннейшими, на молекулярном уровне острыми плоскостями живых еще мышей скребли по желательным быть голыми частям тела. Шерсть соскабливалась – зачастую вместе с верхним слоем кожи, и мышь покрывалась приятно блестящей кровавой коркой.
К несчастью, человечество очень быстро – тысячелетий через пять-десять - изобрело ножницы и бритву, гораздо лучше приспособленные для перерезания вен орудия и на самом деле гораздо более тупые, чем кремниевые ножи.
Особая история – уши.
Разные эпохи знали разные моды на величину и форму мышиных ушей. Иногда, если мышь сбегала с каторги, уши ей срезали до основания.
Бурная ночная жизнь, охота за женихами и выезды на турецкие пляжи и горнолыжные курорты – все это диктовало свои, извращенные формы ушей.
Если владельцу казалось, что уши не совсем гармонично стоят на голове – то уши натягивались и пришивались в новом месте. Для корректирования формы ушей использовались тяжелые гирьки, привязываемые за мочки. В разные времена в уши вставляли кольца, патроны, карандаши и прочие мелкие предметы.
Последним писком считается вставление в уши специальных гаек. Для этого в мочках вырезаются крест-накрест дырка, потом вставляется гайка и девять дней кровоточащая рана смазывается спиртом во избежание нагноения. Правда, она в конце концов все-таки начинает гноиться, и несколько месяцев, если воспаление не ушло в мозг, зловонная жидкость течет наружу.
Маразм торжествует.
Когда в моду вошли татуировки, тела мышей украсились черными, синими и разноцветными наколками в совершенно невообразимых уголках и местах, невообразимых размеров и ракурсов. Чтобы получить более-менее устойчивый рисунок, в коже мыши делается прокол, куда заливается тушь. Таких проколов в зависимости от величины и качества выполнения рисунка может быть от сотни до тысячи. Операция болезненная и длительная, и чревата не только воспалением кожи, но и серьезными осложнениями в случае проникновения в организм инфекции. О риске подхватить смертельную болезнь владельцы мышей даже не задумываются, главное – мода! И ежедневно сотни мышей подвергают свою жизнь опасности, вынужденные ложиться под грязную, покрытую засохшей кровью других жертв, иглу татуировщика.
Отдельный разговор – пирсинг. Забава, вернувшаяся к нам сквозь толщу веков от островных каннибалов. Нежную мышиную кожу в самых странных на мой взгляд местах прокалывают специальным лезвием насквозь и в образовавшееся отверстие вставляют какой-нибудь предмет – кольцо, скрепку, булавку. В результате многодневных мучений рана наконец заживает, и получается пупок, язык, губа, бровь с вожделенной блестящей штучкой, а то и несколькими штучками в ряд.
При продаже мыши, для сокрытия ее возраста, который всегда точно можно определить по состоянию кожи, делалось следующее: «Чтобы продать старую мышь за молодую, ей надрезают кожу в невидимых глазу местах и натягивают. Лишние лоскуты отрезают острым скальпелем. Жировые отложения вырезают или высасывают специальным аппаратом»
Также практикуются обрезание юных крысят, стачивание когтей и покраска их ядовитыми лаками, выдирание лишних волос.
Могу сказать честно, что продолжать список пыток и издевательств, изобретенных светской модой, я способен очень долго. Это одна из любимых моих тем. К сожалению, формат печатного листа заставляет меня стыдливо умолкнуть на полуслове.
Все процедуры такого рода – хвостовые, кожные или ушные – могли производиться только в специальных станках, в которых любую мышь можно обездвижить подвешиванием под живот и привязыванием каждой лап и головы.
К нашему времени была придумана масса способов парализовать мышь, сделав сопротивление подобным операциям невозможным.
Это у врачей получалось неплохо.
И все это происходило в салонах, ибо только четыре стены, наличие станков, штата ухмыляющихся санитаров, возможность натуго привязать и обездвижить – позволяли успешно проводить эти операции.
Это все очень мерзкие вещи, но, как мне кажется, человеку желающему овладеть мышью, знать их просто жизненно необходимо.
И не только потому, что, подходя к любой мыши, нужно знать наизусть все ее родовое древо, а также всю историю мышиного рода, всю летопись их мук и несчастий, но и для того, чтобы при желании возродить перед мысленным взором все подробности мучений и пыток и в тысячный раз убедиться, что воспоминания об этом только цементируют фундамент вашего пожизненного острого комплекса неполноценности и усиливают возбуждение при виде такого беззащитного и притягательного представителя вида «маус».
Отрицание необходимости этих знаний равносильно отрицанию вообще истории преступлений.
Манипуляции с хвостами, ушами, татуировками и пирсингами однозначно доказывают то, что всю свою несколько тысячелетнюю историю люди воспринимали мышь как приложение к своим стратегическим запасам зерновых.
В результате мы имели мышеловки и лопаты, теперь имеем газовые камеры и электрошок.
Ничего более важного и поучительного летописи человечества не предлагают.
И все остальное в них — гораздо более скучно.
Неумение прислушаться, услышать, прикоснуться и поскрести — заменяют сотнями идиотских приспособлений, на самом деле совершенно не нужных, так как любые проблемы, как при совместной работе, так и при содержании — при остром желании мыши, при некотором допущении в наличии у ней души, при абсолютном умении использовать ее слабости - решаются очень легко.
Данное повествование ни в коем случае нельзя воспринимать как попытку опорочить саму идею содержания мыши.
Все равно других вариантов нет. Точнее, есть только один вариант – содержать мышь строго по моим рекомендациям. Индивидуальные рекомендации – за отдельные деньги.
У мыши должен быть свой дом, желательно оформленный в долевую собственность. Тогда вы оба будете уверены, что находитесь в полной безопасности.
Даже пилку когтей — а это дело непременное, так как когти у мыши растут почти всю жизнь и при условии домашнего содержания она будет их стачивать об вас и вашу мебель, — лучше производить не в спальне, а в специальном медицинском боксе, где делаются все гигиенические дела, где мышь моется, бреется и стрижется, и куда приглашают для совершения этих дел специалистов – конечно, если эти дела не являются частью вашей совместной игры и близкого общения. В любом случае, пилить когти лучше не дома, а за углом и по ветру.
Если специалисты отказываются ехать к вам домой, то лучше для совершения хоть стрижки, хоть покраски или завивки, хоть прививок, хоть лечения отвозить мышь в специально сделанные для этого парикмахерские, поликлиники и бани. Это кажется наивным, но очень много лет жизни с мышами доказали мне, что это правильная практика.
Вообще, старинная история мышиных обиталищ довольно однообразна.
Кроме некоторых живописных зверств и совсем уж откровенной глупости — ничто не оживляет этого унылого пейзажа. Разве что пробредет мимо толстая красноносая дворничиха с метлой. Или протарахтит полная всякого мусора — тачка веселого мусорщика.
Представления о чистоте во все времена были запредельны. Уже в V тысячелетии до н.э. в городах и дворцах самых развитых цивилизаций были водопровод и канализация. Рим выстоял и стоит до сих пор благодаря Клоаке Максима (большому рву, по которому отводили болотные воды, а потом и нечистоты и заодно трупы христианских святых). Средневековая Европа по сравнению с городами Азии, Средиземноморья и даже Северной Руси была просто навозной кучей, специально приспособленной для процветания крыс и уничтожения человекообразных приматов обоего пола.
Во всем прочем описания старинных мышиных обиталищ сводятся к одному и тому же. Запертая в темной и вонючей тесноте кладовки или маленького темного чулана, изведенная скукой и отчаянием мышь — естественно, наживала множество так называемых «пороков».
Скука и полная беспросветица порождали прикуску, закуску и перекус, онанизм, метаболизм и измышлизм, метание из угла в угол, бег по кругу, блуждание в трех соснах и т.д.
Все эти «пороки» здравствуют и поныне.
Никаких принципиальных изменений не произошло, и, говоря о содержании, мне постоянно приходится мешать прошлое с настоящим и кормить этим коктейлем легковерного читателя.
Мышь, по самой своей глубинной сути, по своей природной предназначенности, — очень энергичное существо, которое должно находиться в постоянном движении.
Движение — самая сильная мышиная потребность, даже более сильная, чем потребность в еде, сне, сексе.
Мышь хочет двигаться круглосуточно. Вы должны создать ей условия для этого круглосуточного движения, и тогда она будет веселой, здоровой и благодарной вам. К тому же она будет постоянно пребывать в спортивной форме, достаточной, чтобы замочить пару-тройку ваших врагов и дотащить из супермаркета до дома все пакеты, свертки и коробочки.
К тому же надо помнить, до какой степени мышь любит свободу, ставя ее, возможно, вообще, превыше всего, даже движения.
Превыше сытости, удовольствий и безопасности.
Традиционное содержание, лишая иллюзии свободы, лишая воздуха, света, движения - действительно очень быстро развивает те самые «пороки».
А дальше все происходит по уже известному сценарию.
Не умея и не желая устранить причины возникновения этих самых пороков — человек тратит массу времени и средств, чтобы изобрести механические способы борьбы с их проявлениями и следствиями.
Человек вообще очень любит изобретать всяческие механизмы. Они заменяют ему недостающую силу и ловкость. Если бы не эти хитроумные приспособления – хомы сапиенс до сих пор счастливо жили бы со своими избранницами в пещерах.
Но нет – однажды женщине захотелось булочек с маслом…
Вернемся к порокам.
Самым страшным с точки зрения человека является закуска – ведь мышь портит его недвижимость. С закуской все понятно. В тоскливые и голодные дни, недели или даже месяцы мыши с тоски и от голода начинают тоскливо голодать все, что попадает им на тоскующий по закуске зуб. Люди борются с закуской примитивным укреплением окон железными решетками, а двери обивают листовой медью. Об это мыши быстро истирают зубы и признаются бракованными. Более интересное средство - железные ошейники, функция которых - душение мыши в ответ на попытку поболтать с соседкой. (Ошейники, кстати, очень популярны и сегодня.)
Совсем недавно ветеринары разобрались, что закуска и болтовня есть не только порок, но также и способ, которым больная мышь пытается - успокоить боль в животе после неумеренных возлияний.
Примерно такая же история с онанизмом.
Самца, переполненного мощью и желаниями, оставляют в одном доме с дамами, запрещают с ними разговаривать и приближаться к ним, лишают всякого движения, доводят до помешательства скукой, теснотой и чрезмерным кормлением — и удивляются, что он начал уже не просто баловаться легкой эротикой, а всерьез, помногу онанировать.
Выглядит это следующим образом: самец распускается (эрекционирует) и начинает ритмично и с некоторой оттяжкой… (часть текста отсутствует).
И никто не хочет разобраться, что «пороки», — много и сочно описанные в литературе и сегодня представленные в любом доме во всей полноте, в действительности есть прямое следствие скуки, отчаяния и вечной непонятости мыши.
И на самом деле никакими пороками не являются.
Напротив, ничего нет более приятного, чем наблюдать за онанирующим самцом. Или за лесбийскими играми крыс…
Но тупые приматы не могут понять этого удовольствия. Их притягивает только грубые животные отношения, только подавление чужой воли и чужого желания. Их маленькому мозгу никак не понять, что гораздо утонченней дать мыши возможность самой дозреть до онанизма и прочих «пороков», а потом уже пользоваться плодами такого «самовоспитания».
Приматы боятся видеть у других то, чем они сами не прочь развлечься в своих темных уголках.
Но только полное сопереживание и соучастие даст вам возможность пользоваться мышью с абсолютной полнотой и многовариантностью.
Вообще, я уже утомился описывать весь этот маразм. Гораздо интересней наблюдать это в натуре или практиковать самому. А пачканье чернилами бумаги ни к чему хорошему, кроме уже избитого онанизма, не приводит.
Я, к сожалению, не могу рисовать благостные картинки – перо само выводит всякие мерзости.
Разумеется, чудовищные условия содержания, приводящие и к развитию пороков и к психическим расстройствам, не являются абсолютно повсеместными.
По крайней мере, не все подвалы такие.
Это и есть те редкие, абсолютно прелестные и симпатичные исключения, когда домашняя жизнь не превращена в пытку, и пороки развиваются естественно и натурально.
Где человеком тщательно создается иллюзия свободы, где предоставляется возможность много и полноценно гулять, где комфорт соблюден до мелочей, где все делается с поправкой на уважение к мыши согласно современных открытий науки.
Но, к сожалению, не они являются чем-то характерным и повсеместным. К счастью, к этим редчайшим островкам мышиного счастья я смело могу причислить свой мышиный притон. Тем более раз это моя книга – имею полное право разрекламировать свой гениальный способ, свою единственную в своем роде школу и свою тайную, только для меня самого созданную методику.
Мышь поразительно хрупка.
Если ее извлечь из родной подвальной среды и погрузить в некую гламурную реальность – то для поддержания ее в более-менее здоровом виде потребуется тысяча ухищрений, медикаментозных и хирургических.
Когда она проектировалась природой и эволюцией – то нагрузки и лишения, придуманные для нее цивилизацией, совершенно не были предусмотрены.
Почему я берусь все это утверждать?
Потому что мне хорошо известно, что такое мышь.
И еще лучше известно, что такое гламур.
Для сохранения мыши относительно здоровой в условиях неволи – требуются исключительная деликатность и колоссальные знания в вопросах питания, содержания, ухода и прихода.
Физиология мыши разрушается при встрече с человеком буквально за несколько дней неверного ее обслуживания, даже самого доброжелательного.
Весь опорно-двигательный аппарат мыши в условиях крайне принудительного, неправильно организованного сидения, стояния и движения – разрушается так же быстро и безвозвратно, как моральные устои человека расшатываются неграмотным толкованием Библии.
Самое кошмарное во всей этой дикой истории, которая насчитывает никак не менее нескольких десятков тысяч лет, это бесспорное, инстинктивно-биологическое и логически-интеллектуальное понимание мышью дикости того, что с ней делают.
Осознание ею абсолютной тупости того, кто доминирует в этом несправедливом мире, устанавливая свои не поддающиеся логике тупые порядки.
Того странного примата, что лезет к ней в друзья, жутко кривляясь и неуклюже заигрывая.
Одной рукой это существо посвящает ей сотни поэм и тысячи картин, воспевает и прославляет, создает пафосные скульптуры и фонтаны со струями разного размера. Другой рукой это же существо взводит ржавую пружину мышеловки, оставляя воспеваемое существо рядом с этим ужасным орудием, без всякой надежды на спасение, рвет ей тело железом, жгёт огнем, колет, выкручивает, избивает, красит, завивает, выщипывает и откачивает, а наиболее продвинутым в деле издевательства существам выдает тонны разрисованной макулатуры, которая символизирует лишь особую степень садизма в их садистском садизме.
Я вообще-то их не осуждаю, ибо глупо осуждать абсолютную реальность, у которой столько денег, что есть надежда на небольшую долю. Хорош примат или плох — все это, в общем, лирика. За солидарность со своим биологическим видом мне не платят. А вот наоборот – получается гораздо эффективнее.
Возвращаемся к нашей теме, теме дома, который может быть и прекрасен.
Сейчас я постараюсь кратко описать то, каким он может быть, если вам удалось избегнуть суда.
Каждая мышь, чтобы оставаться здоровой и нормальной, должна иметь: спальню, гостиную для приема гостей, гардеробную, туалет, ванную, плавательный бассейн, сауну.
Со спальней все ясно. Это хорошо проветриваемое помещение размером не меньше 18 квадратных метров, с окном, выходящим в тихий дворик, желательно с видом на регулярный парк, с балконом для выслушивания серенад, обставленная со всевозможным удобством и изяществом. Обязателен невинно-легкий или наоборот, роскошный тяжелый полог над кроватью, туалетный столик с трюмо, множество коробочек и шкатулочек для хранения безделушек и украшений, мягкие коврики, игрушки, катательные, метательные и махательные, и масса тому подобных аксессуаров.
Стены, для создания наиболее полной иллюзии свободы, желательно расписать пейзажами, в зависимости от склонностей хозяина – далями Версаля, Хенералифе в полном цвету или романтическими видами берегов Рейна. Но при этом обязательно надо руководствоваться и сверяться с новейшими теориями о цветовосприятии и цветотерапии. Наука фен-дуй должна везде быть на первом месте – после нее следуют капризы природы.
Все помещения, уголки и закоулки надо привести в полное соответствие с современными понятиями о комфорте. Мышь должна как можно реже вспоминать, где она находится и зачем. Вообще, мышь необходимо занимать, развлекать, отвлекать от ваших черных тюремных мыслей.
Ее содержателю должно быть ежеминутно стыдно за ее несвободу.
Для усиления чувства стыда годится все. Игрушки всех видов и размеров, специальные небьющиеся зеркала, тупые ножницы, мягкие серебряные ножи, возможность много и полноценно общаться с другими мышами.
Есть и специальные игры, когда мыши приучаются, к примеру, передавать посуду на кухню. После завтрака, обеда и ужина, в зависимости от погоды и настроения, мышь должна уметь свой опустевший прибор или отдать лакею, или выбрасывать в окно.
Еда на самом деле – просто развлечение. Для существования мыши достаточно ежедневное трехразовое созерцание портрета Хозяина и произнесение специальных мантр.
Вышивка, кружевоплетение, бисер, музицирование, пение – все это неимоверно развлекает и помогает убивать время, создавая у мыши так необходимую ей иллюзию постоянной занятости и полезности.
Каждые два часа - чай, так как питье - это, в общем, тоже развлечение. Принятие ванн - совершенно бессмысленное и не очень нужное дело - в такой ситуации обретает некие права на существование, так как тоже развлекает. Живая, игривая мышь после купания немедленно снова загрязняется. Подозреваю, они делают это нарочно, чтобы искупаться лишний раз. Такие капризы надо пресекать на корню, иначе всю оставшуюся жизнь вы принуждены будете провести в роли обрезанного банщика. Но можно устраивать ароматические ванны просто для развлечения.
Кровать должен быть такого размера, чтобы мышь могла и поваляться чуть-чуть, и лечь, привольно вытянувшись. То есть уж никак меньше 2х2 м не получается. Очень полезен в жаркие летние дни легкий противомушиный полог, который заодно делает очертания мыши туманными и привлекательными.
Здесь я описываю крайние случаи, когда мышь вынуждена целый день проводить дома одна, что бывает очень редко.
Вообще, пребывания в закрытом помещении надо избегать всеми доступными и недоступными методами. Ничто, ни кондиционеры, ни окна, ни вентиляция со сквозняками не могут заменить мыши свежий деревенский воздух.
Поэтому наилучшей формой содержания является содержание в пригороде. А наилучшей формой загородного содержания является наличие дворика и прогулочных пространств.
Прелесть дворика в том, что здесь мышь может организовать некоторый свой собственный мир. Она может устроить здесь какой-то цветник, понасажав в горшочки непонятные кустики овса и гороха, и как-то по-своему ухаживать за ними. Причем замечено, что погода на этот энтузиазм никак не влияет. Мышь способна приглядывать за своими горшками и в дождь, и в метель, и в град, даже если весь горох напрочь засох.
Конечно, это крайняя мера. Дело в том, что очень дорогие, хорошо воспитанные и ухоженные мыши как правило обречены на такое вот трепетное содержание из страха получения какой-нибудь травмы. И мышь ради ее абсолютной безопасности и совершенной целостности, определяют в специальные закрытые заведения.
Примерно так выглядят все современные заведения для мышей, в том числе и у меня.
Во все время года мыши гуляют во дворах по кругу, в садах и парках, возвращаясь к себе только на ночь и в часы занятий.
Из двориков должна быть калитка в те прогулочные пространства, где мышь будет иметь некую иллюзию свободы, то есть место, где можно играть в салочки, гонять на велосипеде, качаться на качелях и крутиться на карусели. У меня таким пространством является английский дворик с прудиком, аллеями и лужайками, а также веранда с бассейном. Особенно мыши любят плескаться в бассейне и лежать в шезлонгах, весело сплетничая, злословя, устраивая заговоры и травя друг друга мышьяком или вскрывая соседке артерию булавкой.
Жизнь в неволе тоже может быть счастливой.
И мыши, несмотря на все ограничения свободы, великолепно понимая правила игры, умеют как-то очень разумно и несколько нежно выстроить свою домашнюю жизнь, понимая, что лучше оставаться рабом, но рабом сытым и одетым, чем возвращаться в норы праотцев.
Хотя до сих пор некоторые крысы одержимы идеей повернуть время вспять, в ту далекую эпоху, когда Земля была чиста от человека и его следов.
Мой любимый отец, мсье Грин, высказал поразительно прозорливую мысль о том, что крысы гораздо умнее, чем мы можем себе представить. Он вряд ли бы решился остаться с гавайской крысой один на один на всю ночь.
В колодках. По колено в навозе. В мухах. В ожидании выбривания хохолка. И без всякой надежды на пересмотр своего дела.
Хотя не все потеряно, так как вылупились новые будущие Мастера, и история новых отношений с опубликованием этих мемуаров только начинается.
Глава последняя – с кем не надо вступать в контакт
Меня с самого начала написания всего этого терзали смутные сомнения, для кого я вообще пишу. Ведь кроме меня, вряд ли кто-нибудь сможет понять глубокий смысл моего повествования. Но потом я решил, что какие-то особенные люди все-таки найдутся…
Для них я и пишу. Для тех, кто искренне пытается понять судьбу мыши, ее душу, ее историю, географию и биологию, чьи мозги не загажены посторонней болтовней, чисты как первый снег и пусты как у новорожденного. Для тех, у кого в душе всегда жил протест против порядка и нынешних отношений. Для тех, кто придумывает вещам свои имена.
Всем прочим эти мемуары будут совершенно бесполезны и восприняты не будут. Я даже не рассчитываю, что их хоть как-то озарит. К сожалению, ни один крысолов, историк или биолог не ужаснется и не повесится.
А как бы хотелось! Приятно сознавать, что ты являешься виновником смерти хоть какого-нибудь сапиенса.
Наслушавшись бредовых исторических анекдотов и насмотревшись на окружающих меня приматов в дырявых сапогах и с мышеловками в кривых лапах, я могу с абсолютной уверенностью утверждать, что поиски отгадки мышиной души в прошлом – совершенно бесполезны. Бесполезно также искать в прошлом какие-то секреты дружбы.
Не было их, этих секретов. И дружбы тоже до сего дня не было.
Приятно сознавать, что весь накопленный мой и не только опыт общения с мышью исключительно отрицательного свойства, и поэтому надо все начать сначала, с чистого листа, словно до сих пор человек и мышь никогда не жили вместе на одной планете и только сейчас появились на свет.
Все, что было, все эти мышеловки, дудочки, отравленное зерно и прочее – одна из самых позорных страниц в истории человечества. Можно ее отбросить вместе со всеми остальными страницами. Лоботомия была бы для моих читателей самым верным способом понять, как им следует жить дальше.
Тому, кто желает познать мышь, дружить с мышью, выстраивать с ней отношения, основанные на любви и понимании, тому, кто желает воспитывать ее и видеть потрясающие результаты этого воспитания и этой дружбы,— можно совершенно спокойно игнорировать чей бы то ни было совет и опыт.
1) если мышь чего-либо не делает, значит, этому ее не научили;
2) если мышь делает что-либо плохое, значит, ее научили плохому;
3) мышь всегда справа.
Более того, «отМышольщики» оставили очень верные представления о технике обучения мыши.
Очень точным, даже по сегодняшним мерам времени и объема, является и «отМышолевское» представление о длительности занятия с Мышью – не более 15 минут, желательно после просмотра соответствующего содержания фильма и в хорошем настроении. После занятия мышь должна возвращаться к себе почти совершенно сухой и приятно пахнущей духами, разве лишь татуировка на плече должна стать немного отчетливей.
Поясню.
Мышь понимает что-либо в течение первых двух-трех минут. Дальше включаются процессы торможения. Если в течение трех минут нет даже и намека – давить на газ бессмысленно. Надо собирать вещи и ехать к другой, более сообразительной мыше.
Если же мышь все поняла, и даже попыталась ответить, то на возведение действия в привычку достаточно пяти минут в день.
Это, впрочем, можно прочитать в любом справочнике домашнего психолога и в любой бульварной газетенке.
Но некие существа, близкое знакомство с которыми оставило в моей душе неизгладимый след, называемые мною подвальными девочками, считают иначе.
Эти девочки — вообще особая статья прихода.
Нормальный человек, желающий иметь мышь и впервые оказавшийся в подвале — тут же попадает в полное рабство к злобному, безграмотному и очень амбициозному подвальному социуму. От чего быстро становится ненормальным.
В нормальном подвале, помимо спор плесени, мух и личинок комаров, за кучами строительного мусора обитают существа со странно искривленными лицами, в выгоревших добела, когда-то черных, бархатных перчатках.
Эти существа никогда не снимают шляп и часов, даже в постели, очень любят давать советы и истошно орать, когда их пытаешься пощупать сзади.
Пол их с первого взгляда установить невозможно.
Сначала меня это несколько возбудило, но потом я научился находить на стене выключатель, и быстро разочаровался. Пол оказался бетонным.
Сами они для определения пола используют метод уединения за занавеской. Они прячутся там парами и что-то молча делают. Я честно пытался подсмотреть, но меня неизменно посылали за пивом.
Там-то все они для себя и выясняют, и, как правило, их устраивает любой результат. Выходят они оттуда обычно в новой одежде. Я люблю размышлять и фантазировать на тему этого феномена.
Существа знают пару иностранных фамилий, в том числе и мою, очень любят слова «песец» и «ёрштвоюметь», могут, подвигав кружкой, вспомнить еще пару научных терминов или, поднатужившись, свернуть последнему стулу последнюю ножку и порассуждать о пропавшем мастерстве.
Это — любители мышей.
Мальчики и девочки. Не проверял, но называю их так, чтобы почувствовать себя взрослее и авторитетнее.
В их абсолютном подчинении находятся мыши и любители потусить за столом. Они обладают такой потрясающей харизмой и таким громким голосом, что запросто могут легким движением языка снять вас с мыши и отправить в темный угол собирать навоз. Они постоянно гоняют нормальных людей за пивом, водой и сахаром. Они жутко болтливы и неуемно услужливы. Не дай бог вам попасться с вашей мышью им на глаза – они замучают советами и натащат в комнату столько свечей, что вы почувствуете себя на сцене театра, а не в подвале на опилках.
Но их харизма и уверенность ослепляют. Спервоначалу я тоже был ослеплен и оглушен, и делал все, чтобы стать одним из них. Я был готов целыми днями валяться с ними в стружках и посылать всех за водкой в ближайший ларек. Но эти «девочки» оказались изрядными дрянями. Хотя я находился в их полном подчинении, никакого насилия они надо мной совершать не спешили. К тому же, они предпочитали пиво. Последней каплей оказалось одно из этих существ. У девицы были такие формы... К моему возмущению, она не среагировала на мой украшенный бахромой колет и шляпу с перьями. Сколько я не ушивал свои штаны, она не реагировала. Закончилось это тем, что я в досаде прибил одну из их крыс, и меня вытолкали вон.
Так закончилось мое подвальное рабство. Помимо множества новых приспособлений и поз, я уяснил, что не все мужчина, что в штанах и шляпе, и верить можно только тому, что пощупал сам.
После чего я уехал за границу, чтобы поделиться со своими знакомыми вновь приобретенными знаниями, а по возвращении основал свою, отличную ото всех, школу, отобрав для этого соседский подвал у местных мальчиков и девочек.
Как ни странно, путь к полному овладению мышиным телом и душой на самом деле оказывается гораздо извилистее и труднее, чем может представиться.
И дело здесь не в необычайной экзотичности этого существа или его крайней редкости.
Напротив, мыши и крысы встречаются нам на каждом шагу. Мы сталкиваемся с ними в кладовых и на чердаках, в трюмах кораблей и в кубрике, в чистом поле и на огороде, в церкви и спальне.
Проблема даже не в естественном межвидовом барьере, который благодаря мудрости, терпимости и дружелюбию мыши повергается достаточно легко.
Дело в тех преградах, которые ставятся нам окружающими.
Эти люди – так называемые крысоловы, сутенеры, палачи - охотно передают любому, кто способен заплатить, весь набор своих многократно опробованных и испытанных приспособлений с подробнейшей инструкцией на языке потребителя. Тех самых, которые им позволили некогда получить хоть какое-то, самое убогенькое, удовольствие.
Под их власть попадает всякий (разный, иной, другой), которого привела в подвал любовь.
Ему очень скоро навязывают самые дикие взгляды на отношения, объясняя, что надо непременно ловить, истязать и издеваться, что иначе нельзя, что все так делают, и легко втягивают в медленное, но верное убийство, вынуждая заниматься тем, что им самим больше по душе.
Хочу честно вас предупредить, что следуя хоть одному совету постороннего, возомнившего себя знатоком парапсихологии, химиотерапии и физиолингвистики, а тем более традиций и обрядов, вы совершенно разучитесь общаться. Эти неудачники могут вызвать только отвращение.
Бегите от них, как от огня.
Следует твердо, непоколебимо помнить, что все, произносимое ими – абсолютная ахинея. Если вы пару раз их выслушаете и на свою беду запомните хоть что-нибудь, все ваши естественные, живые желания вместе с природным абсолютным слухом будут уничтожены.
Расстреляны, повешены и утоплены одновременно.
И вы уже никогда не сможете отличить ля минор от до мажора.
Слушать надо в худшем случае меня, как безусловного авторитета и многоопытного практика, много времени проведшего в подвалах, за занавесками, в мышиных спальнях и под мышиными балконами.
В лучшем случае – опять же меня. Ведь больше уже некого.
И тогда я вам скажу кое-что.
А еще лучше – покажу. И продемонстрирую в действии.
Причем вы сами сможете убедиться, что размер значения не имеет.
Некролог
В общем, все умерли.
Остался один граф Сен-Жермен.
Я абсолютно не понимаю, к чему вспомнил об этом человеке.
В данном произведении его появление не имеет ни малейшего аллегорического смысла.
Со спиногрызами его ничто не связывало.
Просто я полагаю, что заканчивать книгу гамлетовскими рассуждениями о навозе, в который мы все превратимся, как-то печально.
Пусть наши дети будут помнить о нас в связи с нашим бессмертием.
Поэтическим, фразеологическим и метафизическим.
Харякришна.
Комментарии переводчика, или Почему я до сих пор не отмышадился
Пройдя свой скорбный путь до половины, я стал спрашивать себя – отчего я до сих пор не заблудился в трех соснах, которые понасажал вокруг меня автор, почему не проникся до мозга костей единственно верными взглядами многоопытного мастера и не примкнул к секте его упертых сторонников? Отчего не тянет меня в его Высшую Школу? Неужто не хочется получить второе высшее без отрыва от производства?
На то есть множество причин. Первая, самая главная – расположение планет.
Постараюсь объяснить попонятнее.
Есть в этом труде своя доля правды, и есть мысли, с которыми я согласен. Но также здесь много лжи, причем нескрываемо наглой и откровенной. Автор прозорливо оставляет себе множество путей к отступлению. Он называет свой труд литературным произведением, не претендующим на достоверность. Он упоминает, что по жизни очень жесткий человек. И не может не ерничать и не издеваться даже над близкими друзьями. И что его тренинги надо производить очень осторожно и с соответствующей подготовкой…
В каждой строчке сквозит зависть. Зависть неудачника, бездельника и дармоеда.
Большую часть своей жизни маркиз провел в четырех стенах. Единственные, с кем он находит общий язык – бессловесные твари, в силу обстоятельств вынужденные терпеть его общество. О чем ему писать? Только о крысах.
Люди вокруг – одна враждебная толпа.
Вся история человечества – одна помойная куча.
Я не историк и не оперирую датами и фактами. Я предпочитаю общечеловеческие символы, которые являются основой понимания всего узора истории. Но сведения, образы и символы, почерпнутые из реальности, а не из фантазий отдельных авторов. Отчего любая дисгармония, которую вносят нечистоплотные в данном плане люди, не может не вызывать резкой реакции отторжения.
Что же оттолкнуло меня от автора, мгновенно и бесповоротно?
Его непочтительность.
Любое, даже нарочито показательное глумление над своими предками – это самоуничтожение, обрекание себя на бесславие, позор и поношение. Что с мазохистским удовольствием и проделывает автор.
Проще всего плюнуть на портрет какого-нибудь короля. Но таким поступком человек ясно обозначает свое место – место безродной, неблагодарной и лишенной самосознания черни.
Сэр Томас Мэлори (я все о своем :)) предупреждал своих читателей (которые были сплошь короли да дворяне) – не приближайте к себе безродных, они уничтожат всех благородных людей вокруг себя. Бессчетное множество раз это происходило и будет происходить.
Пролетарий, то есть человек без рода и племени, лишенный сознания причастности к какой-либо общественной и социальной группе, способен только на разрушение. Его и используют как пушечное мясо. Таких бойцов сначала любовно взращивают, калеча им мораль, вынимая духовный стержень, отравляя вседозволенностью, потом кидают на баррикады, а затем благополучно предают.
Вчера почитатели нашего новоявленного писателя со смешком учатся ерничанью и оскорблению памяти безразличных им королей, маршалов и солдат, сегодня им позволяется храбро пробовать свои собственные силы на современниках. Что будет следующим шагом? Кучка подростков без царя в голове готова к свержению нового кумира.
Поучаствовать в разрушении целой нации, конечно, заманчиво. Плати деньги – и твоя кухонная беседа уже на мелованной бумаге с картинками. Сейчас мемуары кропают все кому не лень. Наш автор тоже не из робких, язык подвешен. Пусть тупой народец почитывает волнительные строки, восторгается эрудицией, мощным опытом и искрометным остроумием автора, приобщается к великому…
Поверхностность, псевдонаучность и плебейский восторг от низвержения идолов – это вещи, которые я органически не могу принять и в чем категорически не согласен с автором.
Вы можете спросить меня, зачем я тогда переводил?
Отвечу откровенно:
- из желания блеснуть остроумием, не все же, как Орландо Вирджинии Вульф, романы в сундуке хранить.
- увидел возможность поделиться с единоМЫШленниками, за что огромное спасибо создателям Серой Планеты имени Леры.
- пожелал воспользоваться случаем и прорекламировать общественности пару книжек гораздо лучших, чем эта.
С удовольствием приму ваши комментарии и варианты перевода.
Желаю приятного прочтения первоисточников.
Москва 2008
Словарь
• «ОтМышоль» — своеобразное обозначение наивысшего мастерства в работе с представителем отряда грызунов. Эталон подразумевается разным в разные эпохи. В VXL веке это было исполнение элементов с помощью крысы, находящихся в состоянии глубокого обморока в результате болевого шока. В XL и XXL веках вершиной мастерства работы с крысой считается исполнение всех элементов, изобретенных в VXL веке, но уже без обмороков. Более того, обучение крысы всем самым сложным фигурам должно происходить с сохранением полной ясности сознания. Не допускается ни секса, ни наркотиков, ни рок-н-ролла.
• Александр Македонский – сын Филиппа, царя Македонии, изобретателя македонской фаланги, ученик Аристотеля.
• Выездка – посещение друзей и знакомых.
• Гамлет – датский принц, для завоевания трона пытался играть не свою роль. Отчего и помер.
• Гашиш – пыльца одного из видов конопли. Здорово вштыривает,
Кол – вштыривает еще глубже.
• Граф де Сен-Жермен – любимый персонаж мемуаров XVIII века, инициировал графа Калиостро в орден Тамплиеров.
• Естественный сбор – сбор свободной крысы.
• Искусственный сбор – насильственный, вызывающий адские боли и разрушение слухового аппарата сбор. Обычно выполняется с помощью громких резких сигналов – ударов по рельсе, в колокол, или посредством духовых инструментов.
• Какада – естественная поза мыши в состоянии крайнего волнения.
• Каприоль — прыжок, когда вырвавшаяся на свободу крыса резко отбивает задом в воздухе, громко щелкая хвостом. Идеальной считается фигура, исполняемая крысой в капри.
• Кришна – последнее воплощение Вишну, древнеиндийский царь, чья столица Дварака благополучно ушла под воду. Харякришна – сочетание звуков, посредством которых неофит вводится в состояние контакта с высшими сферами.
• Крысолов – участник ублюдочной забавы, заключающейся в поимке свободной крысы.
• Мышелов – тот, кто мышей ловит, ловит, но никак не наловит.
• Наливада – фигура высшего пилотажа, при котором мышь привстает на задних ногах, одновременно вытягивая вперед передние лапы с зажатым в них стаканом.
• Неофит – новичок, невинный еще юный испанец, флорентинец или версалец.
• Пассаж - ритмичное и мягкое движение крысы вперед с предельной акценуацией поднимания передних и задних ног. Например, когда крыса крадется от испанца. Также – аллея в парке, комплекс бутиков, стоящих в один ряд.
• Пиаффе — это когда крыса семенит практически на месте. Есть несколько разновидностей пиаффе, например версальское,— когда версалец держит крысу за хвост, и она перебирает всеми четырьмя лапами, или флорентийское,— когда флорентинец зажимает крысе задние ноги, и она скребет только передними.
• Писада – одна из самых известных фигур ОтМышоль. В описании не нуждается. Хорошее исполнение писады требует от крысы идеально растянутых мышц спины и прекрасной уравновешенности тела.
• Правада – естественное стремление мыши к познанию.
• Шаг – движение конечностей человека или крысы, при котором оные существа перемещаются в пространстве.
• Испанский шаг – особое движение испанцев при взаимоотношении с крысой.
• Парадный шаг – особый вид перемещения на плоскости, используемый на парадах.
• Язык – член, посредством которого нечленораздельные звуки превращаются в членораздельные. Также принимает довольно активное участие в играх с крысой. Матерный язык – язык межнационального общения. Говяжий язык – язык коровы. Свиной язык – язык свиньи. Уэльский язык – язык жителей Уэльса.
Примечания
1. Известнейший издатель, впервые опубликовал бессмертные пьесы великого Крыспира.
2. Английский термин. Человеко-мышиные отношения.
3. Религиозное течение, имевшее место на юге Франции в Средние Века. Как ересь уничтожено католической церковью. По преданию, катары хранили Грааль.
4. Имеется в виду теория Фоменко, «съевшая» засчет пересмотра вычислений Кеплера веков пять европейской истории.
5. ГУАНЬ-ИНЬ в мифологии китайского буддизма божество милосердия и сострадания аналогично Богоматери. Женский аспект Слова.
6. Южноамериканский крупный грызун
7. Если верить слухам, лицо Мышаду изуродовали во время очередного тайного посвящения. По другим слухам, это сделала одна из его ручных крыс, приревновавшая Мастера к сопернику.
8. Творческий псевдоним Алистера Кроули.
9. Герой древнемышотских поэм «Хуллифаль, или рыцарь с крысой», «Роман о Хуллифале», «Рыцарь под телегой»
10. Анри Третий – Генрих III, французский король.
11. Черный Принц – Эдуард, принц Уэльский.
12. Королевский дворец под Мадридом
13. Резиденция французских королей в Париже
14. Замок короля Дании
15. Царский дворец под Москвой
16. Древнеримская канализация
17. Упражнения
18. Система подземных сооружений в Будапеште. Использовалась с древних времен вплоть до окончания II Мировой войны.
19. Древняя столица греческой Македонии. Сохранился римский общественный туалет времен Веспасиана.
20. Часть штанов, предназначенная для хранения самого ценного.
21. Итальянская опера.
22. Герой романа А.Дюма «Граф Монте-Кристо»
23. При альбигойцах - культурные центры юга Франции.
24. Имеется в виду, скорее всего, ар нуво, или модерн – стиль конца IX-начала XX века.
25. Мексиканский самогон, изготавливается из кактусов.
26. Случай описан Карлосом Кастанедой в одном из романов о доне Хуане.
27. Специальные волоски на морде крысы.
28. Река забвения, через которую лодочник гоняет свой паром.
29. В XV-XVII веках скоморохи на Руси подвергались гонениям и были уничтожены вместе со своими инструментами.
30. Итальянский архитектор начала XVIII века. Его статуи можно увидеть в Летнем саду в Петербурге.
31. «Красный замок», арабская крепость и дворец правителей Гранады, самый древний и самый прекрасный.
32. Супруга царя Шахрияра из сборника арабский сказок «Тысяча и одна ночь»
Cписок первоисточников:
1. Царь Соломон. Песнь песней.
2. А.Г. Невзоров. Лошадиная энциклопедия.
3. Мифы (все и любые).
4. Былины.
5. Сэр Томас Мэлори. Смерть Артура.
6. Франсуа Рабле. Похождения Гаргантюа и Пантагрюэля.
7. Джонатан Свифт. Путешествия Гулливера.
8. Маркиз де Сад. Жюльетта.
9. Алексей Толстой. Граф Калиостро.
10. Антуан де Сент-Экзюпери. Планета Людей.
11. Александр Грин. Крысолов.
12. Марков Н.Н. Нормирование точности в машиностроении.
Перевод с древнемышотского Арловского Мышака
Оформление, редакция, комментарии, верстка: Арловский Мышак 2008 г.
Web-мастеринг: Мышь Нахал-текинская.
В иллюстрациях использована символика Tavaglione Tarot La Scala D’Oro,
а также рисунки из «Жизни животных» и «Алисы в Стране Чудес».
Цитирование, копирование: с указанием источника.
Сайт последователей ОтМышоль: Серая Планета www.museecole.narod.ru
Вы можете распечатать книгу с этой страницы (Лучше из Mozilla Firefox Файл/Печать...)
Обсудить на форуме НА ГЛАВНУЮ
